Драгоценности Эптора. Сборник
Шрифт:
— Нюхают эфир! Это же наркомания! Мне это совсем не нравится.
— И мне тоже. Пусть развлекаются как могут, но только без наркотиков!
Я была с ним согласна. Надеюсь, сектанты не выйдут из-под контроля. Иначе...
Утром ко мне явился Паркс. Он — управляющий Родильного Банка. Речь шла об его ассистенте. Паркс сказал, что этот парень приносит блокнот и карандаш и время от времени что-то записывает. Парксу всегда казалось, что парень что-то подсчитывает. Так все и продолжалось какое-то время. Но когда ассистент явился на работу сегодня, Паркс
— Ужасно, — вздохнул Элва, когда я рассказала ему об этом. — Меня это начинает серьезно волновать. Боюсь, скоро нам придется решать проблему сект».
Четвертая запись:
«Я работала в своем кабинете, когда меня попросил о встрече Судья Картрайт.
— Войдите, — объявила я в интерком.
И вот Судья появился на пороге.
— Доброе утро, — улыбнулся он мне. Я тоже поздоровалась, и тогда Судья продолжил: — Я вот шел мимо и решил поговорить с вами, прежде чем закопаюсь в своих делах. Грядут большие перемены. Теперь придется строже следить за соблюдением закона.
— О чем это вы?
— Разве вы не слышали официальное объяснение катастрофы на «Эпсилоне шесть»?
Я сплела пальцы перед собой и откинулась на спинку кресла.
— Насколько мне известно, никакой официальной версии выдвинуто не было.
— Перестаньте, — игриво отмахнулся Судья. — Не хотите же вы сказать, что ничего не слышали об этом? Я зашел к вам лишь затем, чтобы узнать: познакомились ли вы с официальной версией? Она ведь уже известна всему городу.
— И что же такое важное известно всему городу? Интересно узнать, какую чепуху вы там насочиняли.
— Одноглазые на «Эпсилоне шесть» попытались захватить город. Они перебили всех офицеров и большую часть мирных граждан, а потом взорвали корабль.
— Ни о чем подобном ни на одном совете Капитанов и речи не шло.
— Тогда вы должны связаться со всеми и поговорить...
— К тому же ваша версия событий — глупость несусветная.
— Вы уверены?
— Конечно. Я хочу, чтобы вы сами прослушали запись, сделанную той ночью, когда погиб город.
Я связалась с Микером и попросила его прокрутить запись. Следующие полчаса Судья просидел перед экраном как завороженный. Я уже видела эту пленку раз пятнадцать, потому забыла, какое потрясение испытываешь во время первого просмотра. Судья не произнес ни слова, лишь черты лица заострились. Наконец он что-то буркнул...
— Разве этот Одноглазый похож на бунтовщика, который только что взял штурмом корабль?
Он снова забормотал, но в этот раз я смогла разобрать слова:
— Может, все это подстроено, а, Капитан? Что могло уничтожить город?! Зеленый человек с пылающим взором или как там говорилось... Глупости! Это все — Одноглазые!
Когда Судья ушел, мне позвонил Паркс:
— Капитан, я вынужден снова побеспокоить вас. Излучение становится все интенсивнее. Мутации, которые произойдут в результате этого, могут изменить саму Норму.
—
А что еще я могла сказать ему?
— Сделать ничего нельзя, — вздохнул Паркс. — Но ваш приход хоть немного подбодрит персонал.
Люминесцентные лампы ярко освещали Базар. С бесконечными коридорами блестящих колб, в которых происходило таинство зарождения жизни. Стена прямо передо мной была заполнена генеалогической картотекой. Там хранились данные ДНК всех жителей города.
Помощник Паркса склонил русую голову и так увлекся своим блокнотом, что не заметил моего появления. Паркс же вынырнул из-за стеллажа. На лице его сияла ослепительная улыбка. Увидев, что я внимательно разглядываю каракули молодого человека, он покачал головой и безнадежно махнул рукой.
— Не обращайте внимания. Пойдемте, я покажу, какие меры защиты предпринял.
Мы углубились в лабиринт колб и пробирок.
— Я завернул контейнеры с зародышами, находящимися на ранней стадии развития, в свинцовую фольгу. Зародыши наиболее подвержены мутации. Всем известно, что наследственный аппарат человека наиболее хрупок в первые несколько недель после оплодотворения. Не уверен, что фольга поможет, но надо же было что-то делать.
Я заметила, что одна секция ячеек не блестит в свете ламп, и поняла, что это и есть колбы, завернутые в фольгу. Глядя на свинцовую фольгу, я внезапно ощутила весь груз нашей ответственности перед этими тысячами рожденных и нерожденных душ, несущихся меж звезд, затерянных в безднах космоса, в море и песке...
— Ты все сделал так, как нужно. Я вряд ли смогу еще чем-то помочь. Но мне нужно идти. Базар угнетает меня.
А может, во мне просто говорило материнское начало...
Паркс грустно улыбнулся на прощание. Я оставила Базар и вернулась в своей кабинет».
Пятая запись.
«Капитан Элва позвонил поздно вечером. Его голос показался мне очень расстроенным.
— Ли, как у вас дела с Одноглазыми?
— Картрайт досаждает им как только может.
Я услышала его прерывистое дыхание в микрофоне.
— У меня на корабле положение намного хуже. Я собираюсь попросить тебя сделать довольно необычную вещь.
— Слушаю внимательно.
— Присоединишься ко мне в официальном обращении ко всем Судьям с просьбой не преследовать Одноглазых? Я хочу, чтобы все Капитаны подписались под этим обращением. Если все пойдет так и дальше, начнется бунт, и Одноглазых уничтожат. Вместе с ними исчезнут последние крохи знаний. Тогда мы окажемся совершенно беззащитными...
— Нам не положено вмешиваться в сферу духовной жизни горожан... — ответила я.
— Ли?...
— Не перебивай, Элва, я всего лишь размышляю вслух. На нашем корабле тоже не все в порядке. Если ты заручишься поддержкой других Капитанов, я соглашусь... Хотя, нет! В конце концов... Я присоединяюсь, только вышли текст обращения, прежде чем выступишь с ним.
— Спасибо, Ли. — Мне показалось, он облегченно вздохнул. Да и у меня, когда я согласилась, словно камень с души упал. — Ты уже третья, кто поддержал меня.
— Думаю, согласятся все Капитаны. Ведь не один из нас не хочет, чтобы в его городе начались беспорядки. Надеюсь, это принесет хоть какую-то пользу.