Драгоценности Эптора. Сборник

Дилэни Сэмюэль Р.

— Он смеялся? — спросила Алегра.

Смех тихим гулким эхом прокатился где-то внизу среди оранжевых скал.

— Точно, — кивнул Ратлит. — Как раз перед тем, как упасть.

— Тогда, скорее всего, он из экспедиции Ап - дока. Они прибыли на Пересадочную Станцию совсем недавно.

Москиты набросились на нас, вылетев из сырых зарослей вай. Насекомые кружили в листве. Они задевали листья, и на нас падали капли росы, прозрачные, как стекло. А где-то у подножия пальм по светлой, журчащей реке плыла баржа.

— Все верно, — наконец заговорил

я, прикрыв веки, чтобы избавиться от наваждения, становившегося все реальнее и реальнее. — Я совсем забыл о них.

— Что это за экспедиция? (Казалось, каждое слово Ратлита облаком пара слетает с губ.) Видно, я все пропустил, — продолжал мальчишка. — Расскажите мне. Откуда они вернулись?

Неожиданно пошел снег, и баржа, словно по мановению волшебной палочки, очутилась у самого горизонта.

— Ты ничего не слышал об экспедиции Ап-дока? — удивилась Алегра.

Баржа неожиданно, скачком, оказалась намного ближе, словно не желала исчезать за горизонтом, а собиралась оставаться постоянной, недостижимой целью. Белый цвет плавно перетекал в черный, и лишь баржа казалась единственным светлым пятном, мерцающим во тьме галактической ночи.

— Ап-док решил побывать в самой далекой галактике, — объяснил я Ратлиту. — Они вернулись на этой неделе.

— И все оказались больными, — прибавила Алегра.

Я замолчал, так как изо всех сил сжал пальцы, чтобы заглушить неожиданно обрушившуюся на меня боль.

— Они все оказались больными... — повторил я следом за Алегрой.

Мне показалось, что мои глаза вот-вот лопнут от жара лихорадки. Я начал сползать на пол. Мой рот широко раскрылся... Собственный язык, когда я прикоснулся им к губам, напоминал кусок картона.

Ратлит закашлялся.

— Ну, ладно, Алегра. Тогда надо унести его отсюда... А ты не слишком сгущаешь краски?

— Мне ужасно жаль, Ратлит, но все именно так и есть.

Холодная вода. Тошнота отступила. Все вокруг стало прекрасным (мне это не описать). Прекрасным до жути.

— Так или иначе, они вернулись и принесли с собой какую-то болезнь, — продолжала Алегра. — Очевидно, она незаразна, но все участники экспедиции каждые несколько дней неожиданно теряют сознание. Этому предшествует припадок истерического смеха. И никто с этим ничего не может поделать. К тому же, судя по всему, на самих золотистых эта болезнь никак не повлияла.

Ратлит засмеялся, но потом смолк и неожиданно спросил:

— А сколько времени они находятся в отключке?

— Всего несколько часов, — ответила Алегра. — Забавное заболевание.

Я почувствовал сильный зуд во всех местах, до которых было не дотянуться: под лопатками, где-то в глубине ушной раковины, в гортани. Вы никогда не пытались почесать пальцем себе в гортани?

— Что же нам делать-то? — вздохнул Ратлит. — Сидеть и ждать?

— Мы можем о чем-нибудь поболтать, — с готовностью предложила Алегра. — Кажется, мне говорили, что обморок золотистых длится не слишком долго.

Наверное,

она говорила эту фразу сотни лет.

— Хорошо, — согласился Ратлит. — Мне ведь нравится болтать с тобой. Именно из-за этого я явился сюда в первый раз, когда мы еще не были...

— Отлично! — обрадовалась Алегра. — Люблю болтать... Я хотела бы рассказать вам о любви. Любви к кому-нибудь...

Ужасная конвульсия скрутила мой желудок. Казалось, все его содержимое подкатило к горлу и вот-вот выплеснется наружу.

— ...я имею в виду настоящую любовь...

Еще чуть-чуть и тело забьется в предсмертной агонии.

— ...кого вы хотели бы неотрывно связать с собой, а не о сексуальном влечении, которое вы ощущаете, даже толком не познакомившись с объектом ваших вожделений. Образ тех, с кем вы хотите связать свою жизнь, должен быть неотрывно связан с образом вашего воображаемого идеала. И при этом вы и ваша возлюбленная или возлюбленный должны стараться поступать так, чтобы эта связь не разрывалась, а становилась все крепче...

И сквозь волну нежности, разом смывшую всю боль, прозвучал голос Ратлита. Каждое его слово было драгоценным камешком, из которых он выкладывал вокруг себя удивительную мозаику.

— Алегра, я хотел бы поговорить с тобой не о любви, а об одиночестве.

— Я пошел домой, — неожиданно для себя объявил я. — Вы мне потом расскажете, что же в самом деле случилось с этим Очарованным Принцем.

Они остались разговаривать, с наслаждением паря в царстве галлюцинаций, а я, двигаясь на ощупь (но на этот раз без помощи Алегры), с трудом обнаружил выход. Глотнув свежего воздуха, подождал, пока голова прочистится, а потом отправился домой. Но я понятия не имел, провел ли я в жилище Алегры пять минут или пять лет.

Глава четвертая

И когда на следующее утро я зашел в ангар, Санди ремонтировал восьмифутовые зубцы конвейера на верхней площадке лесов.

— Мы сможем приступить к наладке через двадцать минут, — сказал он, свесившись вниз.

— Надеюсь, сегодня больше ничего не придется ремонтировать.

— Ага.

— Черт возьми! — выругался я. — Хотел бы я не видеть ни одного золотистого недель этак шесть.

— Все, что он хотел, — полная наладка. На это потребуется часа два.

— Зависит от того, где это судно побывало, — ответил я. — Откуда оно?

— Там позади есть...

— Ладно, — отмахнулся я и направился к двери офиса. — Пока ты тут возишься, просмотрю документы за последние шесть месяцев...

— Босс! — запротестовал Санди. — Знаю я вас! Зароетесь в бумагах на весь день!

— Тогда лучше поскорее начать. — Я снова направился к двери. — А пока не беспокой меня.

* * *

Когда тень корпуса закрыла окно конторы, я вышел, уже переодевшись в спецодежду, и объявил, что даю Санди пять минут на то, чтобы закончить с конвейером и заняться чем-нибудь полезным. Потом я поднялся на леса.