Драгоценности Жозефины
Шрифт:
Слухи о преступлении, в котором был замешан цесаревич, поползли по столице. Многие отказывались верить в возможность подобного дикого происшествия, но скорые и тайные похороны госпожи Араужо подлили масла в огонь. Об инциденте и неблаговидной роли в этой истории его младшего брата чрезвычайно осторожно доложили императору Александру I. Император был возмущен и обескуражен. Требовалось принять срочные меры и наказать виновных. Но огласка скандала неизбежно влекла серьезные политические последствия, ведь в то время Константин являлся прямым наследником престола, и обвинения его в смертоубийстве могли нарушить
Слухи о происшедшем дошли даже до Англии. Русский посол граф Воронцов писал из Лондона своему брату: «Императору следует наблюдать за своим семейством, потому что если он не удалит всех негодяев, которые окружают цесаревича, то в государстве будут две партии: одна из людей хороших, а другая из людей безнравственных, а так как эти последние, по обыкновению, будут более деятельны, то они ниспровергнут и государя, и государство».
Сколь ни любил Александр I младшего брата, но был вынужден назначить строжайшее следствие. Замешанных в деле немедленно посадили в крепость, а великий князь Константин оказался под домашним арестом.
Одновременно начались тайные переговоры с родственниками госпожи Араужо. Их доверительно убеждали: умершую, мол, все равно не воскресить, а изрядная денежная компенсация может в значительной мере подсластить горе безутешного вдовца и его близких. Вдовец, с изумлением узнавший, что благодаря стараниям любимой супруги он обзавелся ветвистыми рогами, после недолгих размышлений согласился с предложением.
Открытого скандала удалось избежать, но, чтобы окончательно погасить нежелательные толки в столичном обществе, Александр I велел напечатать и разослать по Петербургу особое объявление, из которого следовало, что преступление «оставлено в сомнении», а великий князь и наследник престола Константин Павлович никакого касательства к оному никогда не имел.
После этого случая стали происходить странные события. Судьба всех причастных к истории с бедной Мари сложилась плачевно. И это касается не только отправленного в отставку генерала Баура и скончавшегося от болезни в еще довольно-таки молодом возрасте великого князя. Гвардейцы и солдаты погибли, кто от холеры, кто на войне, причем те, что умерли на войне, приняли отнюдь не героическую смерть: утонули в болотах или же свернули шею в скачке, а один так вообще умер от инфаркта, когда сидел в отхожем месте. Был среди гвардейцев везунчик – Семен Коршунов. Когда произошла эта отвратительная история с мадам Араужо, ему было всего-навсего восемнадцать лет. Семен единственный, кто не желал участвовать в оргии, но ему пришлось подчиниться большинству. Коршунов прошел Отечественную войну 1812 года, а затем перебрался во Францию – страну, с которой воевал. Там он стал называться Симоном. И осел он в том месте, откуда родом Мари. Там у Мари осталась старшая сестра Беатрис. Если бы Беатрис к тому времени не была замужем, Симон бы на ней женился.
– Вот такая удивительная судьба: Беатрис и Симон жили в Марселе по соседству и были очень дружны. Беатрис – твоя прапрабабушка, а потомок Симона знаешь кто? Роман! Да, да, он самый, – торжественно сообщил Олег Федорович.
Услышав имя Дворянкина, Таня отвлеклась от своих мыслей. Какие там потомки? Неужели мы с Романом почти родственники?! Только не это!
Переехав к деду, чтобы укрыться
– А Беатрис – это которая… – Таня не знала, как бы поделикатнее задать вопрос – она прослушала всю историю.
– Беатрис Медисон, твоя родственница по материнской линии, сестрица несчастной Араужо.
– Той самой? – удивилась Таня. – А Симон?
– Симон – это Семен Коршунов, один из гвардейцев. Он стал Симоном, уехав во Францию, – терпеливо повторил дед.
– Эта история где-нибудь написана? Я бы хотела почитать.
– Пожалуйста, – дед с гордостью протянул пухлую тетрадь. – Я, правда, ее еще как следует не редактировал.
Дворянкин совсем перестал приходить к Олегу Федоровичу и не появлялся во дворе-колодце, его легкие шаги больше не нарушали покой темной парадной старого дома на Кадетской линии. Став мастером по вылавливанию Романа в пору своей влюбленности в него, Таня пыталась применить освоенный навык охоты. Но Дворянкин как в воду канул. Ничего не помогало: ни изученное прежнее его расписание, ни подслушивание звуков на лестнице, ни «случайные» появления на углу в нужный момент.
Виталик тоже не приезжал. Таня никогда ни ему, ни его родителям не звонила из-за того, что их семьи не роднились и общались редко. Ради дела она набрала номер Гашенкеров.
Трубку взяла мама Виталика. Уставшим и удивленным голосом она переспросила:
– Таня? Таня Климушкина? – Словно у них полно других Тань. – Виталика сейчас нет, он на сборах.
Ах, да. Брат, кажется что-то говорил про то, что у них на последнем курсе планируются военные сборы. Наверное, Дворянкин тоже на сборах, заключила она. Очень жаль, ей хотелось поквитаться с врагом, а он, как назло, отправился топтать армейский плац.
Но вот уже наступила осень, а с ней и учебный год, Виталик давно вернулся со своих сборов, а Роман так и не появлялся в доме на Кадетской. Позже выяснилось, что Дворянкины поменяли квартиру и переехали. Переезд произошел быстро и остался не замеченным Таней.
Девушка уже и не знала, если ей представится возможность, станет ли она мстить Роману. Острота чувств прошла, поблекла, стерлась временем, а без остроты это уже было не то. Ненависть прошла, оставив вместо себя усталость и равнодушие.
На улице лил холодным дождем угрюмый ноябрь. Таня затосковала по своей комнате, увешанной яркими плакатами рок-групп, и собравшимся расстаться родителям. А еще она замучилась ездить на учебу через весь город.
Во дворе ее уже никто не дразнил. Их компания, потеряв сразу двух лидеров – Тайну и Серого, – постепенно распалась. Серый встрял в драку, после которой один из участников с серьезными травмами загремел в больницу. В результате Серый отправился в колонию. Маркиз вечерами пропадал на подготовительных курсах, а Коляна, чудом избежавшего колонии, отец жестко контролировал и не пускал гулять.