Драгоценности
Шрифт:
— Я не считаю развод непоправимой бедой. Ты познакомишься с людьми, которые не станут тебя осуждать. А когда придет время, ты сможешь поделиться с ними своими переживаниями, если почувствуешь в этом потребность.
— Да, это похоже на болезнь. Необходимо предупредить людей.
— Вовсе нет. Только если ты хочешь.
— Может быть, мне даже следовало бы носить какой-то отличительный знак, как прокаженной. — Это было сказано с гневом, досадой и грустью, но она устала от надоедливых молодых людей, которые не представляли для нее никакого интереса и которые чуть ли не срывали с нее одежду. — Ты знаешь, что этот святой
— Какой ужас! — Виктория была потрясена. — Почему ты ничего не сказала?
— Я сказала ему. Я заявила, что, если он сейчас же не отдаст мне одежду, я пойду прямо к его отцу, и бедняга так перепугался, что незамедлительно отдал мне все и умолял никому не рассказывать об этом. Он действительно был трогателен. — Такое простительно шестнадцатилетнему юнцу, а не мужчине двадцати семи лет. И все они похожи друг на друга, инфантильные, избалованные, самонадеянные, невежественные, необразованные. Ей это было невыносимо. — Я просто хочу, чтобы вы с папой знали, что я здесь, в Европе, не для того, чтобы найти мужа, — еще раз напомнила она матери, та кивнула, и Сара принялась снова упаковывать вещи.
Вечером Виктория упомянула об этом инциденте мужу и рассказала о молодом человеке в Довиле, он счел выходку глупой, но, безусловно, безобидной.
— Проблема в том, что она намного взрослее всех их. Она много пережила. Ей нужен кто-то постарше, более опытный. Эти мальчики не имеют представления о том, как с ней обращаться. И если учесть еще ее ощущения, когда ее знакомят с кем-то, юнцы вызывают у нее только досаду. В Лондоне мы должны проявить осторожность, знакомя ее с кем-либо. — Их план заключался не в том, чтобы совсем оградить ее от людей, а чтобы познакомить с теми, чье общество будет ей приятно, напоминая ей, что в жизни бывает не только одиночество. А все эти кавалеры во Франции лишь убедили ее в преимуществе одиночества.
Они вернулись в Париж на следующий день и через несколько часов пересекли Ла-Манш на пароме. В «Кларидж» они прибыли в обеденное время. У конторки их встретил управляющий, который церемонно показал им их комнаты. Родители заняли апартаменты с видом на Биг Бен и здание парламента. А у Сары был небольшой симпатичный номер, отделанный розовым сатином. Взглянув на столик в своей комнате, она заметила полдюжины приглашений, ни одно из которых ее не обрадовало. Она даже не потрудилась открыть их, а мать напомнила о них за обедом. Обедали они у себя в номере, и Виктория объяснила дочери, что они приглашены на два званых обеда и на чай к старым друзьям, а также за город в Дестер, на пикник и на ленч, который семейство Кеннеди дает в их честь в посольстве на площади Гросвенор. Они были огорчены, когда Сара раздраженно спросила:
— Я должна ехать с вами? — В ее голосе было что-то жалобное, что напомнило матери о ее горе, но отец, твердо взглянув на нее, ответил:
— Давай не будем начинать все сначала. Мы все знаем, для чего мы здесь. Мы хотим повидать своих друзей и не собираемся наносить им оскорбление, отклоняя их приглашения.
— Но зачем им видеть меня? Это ваши друзья, отец, а не мои. Им вполне будет достаточно вас. Он твердо опустил на стол кулак.
— Я не собираюсь снова обсуждать это с тобой. В твоем возрасте стыдно говорить
Сара посмотрела на него ледяным взглядом, но он, кажется, не заметил этого, или ему были безразличны ее возражения. У него были свои причины привезти ее в Европу, и он не собирался отказываться от намерения снова вернуть ее к нормальной жизни. И то, что она так сильно сопротивлялась, не имело значения, он инстинктивно чувствовал, что именно это ей было необходимо.
— Тогда прекрасно.
Обед закончился в молчании, а на следующий день они отправились в музей Виктории и Альберта и чудесно провели время, а за этим последовал изящный и строго официальный обед. Сара не проявляла недовольства. Она надела платье из темно-зеленой тафты, почти такого же цвета, как ее глаза. Большинство гостей казались ей избалованными и глупыми и на удивление не осведомленными о происходящих в мире событиях.
По пути домой Сара была спокойна, и родители не стали спрашивать, хорошо ли она провела время. Ответ был очевиден. Второй официальный обед ничем не отличался от первого, а чай оказался еще хуже. Саре пытались навязать племянника, который, как со смущением призналась впоследствии даже его мать, был глуп и вел себя до неприличия инфантильно.
— Ради Бога, — набросилась Сара на мать, когда вечером они вернулись в «Кларидж», — что происходит с этими людьми? Почему они хотят выдать меня замуж за своих глупых родственников? Что ты им сказал, когда сообщил, что мы приезжаем? — наступала Сара на отца, который все отрицал с оскорбленным видом. — Ты сказал, что я в отчаянии и меня необходимо вывести из этого состояния?
— Сообщил только о нашем приезде. Какие они сделали из этого выводы, это их дело. Я думаю, что стараются проявить гостеприимство, приглашая для тебя молодых людей. Если тебе не нравятся их родственники или друзья, мне очень жаль.
— Ты не можешь сказать им, что я обручена? Или что у меня заразная болезнь? Что-нибудь такое, чтобы они не пытались меня сосватать? Мне действительно это невыносимо. Я откажусь от всех приемов, чтобы только не чувствовать себя весь вечер дурой.
— Мне жаль, Сара, — спокойно произнес отец. — Они не хотят тебя обидеть. Постарайся не огорчаться так.
— У меня ни с кем, кроме тебя, не было умного разговора после нашего отъезда из Нью-Йорка, — пожаловалась она, и Эдвард улыбнулся. По крайней мере им было хорошо вместе. Это кое-что значило.
— И с кем же ты имела умные беседы, когда пряталась на Лонг-Айленде?
— По крайней мере там я не рассчитывала на это. — Последовало примирительное молчание.
— Хорошо, не жди и теперь слишком многого. Принимай то, что есть. Возможность посетить новые места, встретиться с новыми друзьями.
— Даже разговоры с женщинами не развлекают меня.
— Тут я с тобой не соглашусь, — возразил он, а Виктория приподняла бровь. Он примирительно похлопал ее по руке, но она знала, что он только подтрунивает над ней.
— Этих женщин интересуют только мужчины, — оскорбленно заявила Сара. — Не думаю, что они когда-нибудь слышали о политике. И все они считают, что Гитлер — новый повар их матери. Как можно быть настолько глупыми?
Отец от души рассмеялся и покачал головой:
— С каких это пор ты стала таким политическим и интеллектуальным снобом?