Dragon Age: Раскол (редактор Валерия Игоревна)

Гэйдер Дэвид

– У меня есть приказ, – ответила она.

Внезапно заинтересованная Винн встала рядом с ним.

– Ваши приказы исходят от Лорда-Искателя, но откуда получает приказы он? Мое задание получило одобрение самой Верховной Жрицы. Если кто-либо и заинтересовался бы этим делом, то только она.

Эти слова только разозлили Адриан – магический огонь на её ладони пополз вверх по рукам. Она хотела драки, Рис это видел. Однако, Евангелина, казалось, обдумывала сказанное. Её меч все ещё трещал от белой энергии, но вместо того, чтобы смотреть на Адриан, она задумчиво смотрела на Фарамонда.

– Ты действительно хочешь

быть той, кто примет решение? – спросил Рис.

Она медленно опустила свой клинок, и энергия на нем померкла.

– Нет, – сказала она. – У меня есть обязанности перед Орденом Храмовников... но и перед Церковью тоже. В конце концов, они могут прийти к одному и тому же решению, но я не должна лишать их этой возможности.

Адриан казалась почти разочарованной. Она погасила пламя на своей руке и попятилась. Один единственный брошенный на Риса взгляд сказал ему все, что она думала о его вмешательстве.

– Тогда решено, – сказала Винн. – Мы вернемся в Вал Руайо, и я пошлю известия вперед, чтобы Верховная Жрица знала о нашем прибытии. Пусть она решает этот вопрос.

– И тогда что будет с Фарамондом? – требовательно спросила Адриан. – Что если Церкви не понравится то, что она узнает?

– Посмотрим.

– Ты уже так говорила.

– И ничего не изменилось.

Евангелина кивнула и убрала меч в ножны, однако, несмотря на её согласие, напряжение в комнате не уменьшилось. Она и Адриан обменялись жутким взглядом, который говорил, что они, в конце концов, рассчитаются друг с другом. Рис не понимал, почему Адриан подталкивала к этому – если бы Евангелина хотела действовать неразумно, она бы так и поступала. Вместо этого она уступила право принятия решения им. Определенно, это что-то да значило?

Винн помогла Фарамонду встать на ноги. Эльф пребывал в растерянности, неуверенный в исходе спора. Он уходит? Его пощадили? Рис мог понять его нерешительность. Участь Фарамонда, как и его самого, была просто отсрочена. Однако на время кровопролитие было предотвращено.

Запавшими глазами Фарамонд скорбно посмотрел на лежащие вокруг трупы. Как только они покинут эту крепость, она станет мертвой, как и земля вокруг нее. Придет ли когда-нибудь кто-нибудь вместо тех, кто жил здесь, зная, что с ними произошло? Это казалось маловероятным; крепость превратится в могилу.

Возможно, она станет подходящим напоминанием о поисках запретных знаний.

Коул прятался в закоулках комнаты в фойе верхней части крепости. На улице стояла ночь. Сквозь немногие окна он видел луну на безоблачном небе. Это значит, что внутри было темно, что как раз и было нужным. Он не хотел видеть этого. Он не хотел вспоминать о том, что здесь произошло. Но гораздо хуже была воцарившаяся повсюду тишина, настолько плотная, что начинала давить.

Не так давно, здесь было совсем не так тихо. Он очнулся из-за гневных криков. Коул медленно проделал свой путь сквозь кромешную тьму коридоров, пока он не нашел источник: Рис и другие спорили в комнате полной смерти и дыма, свет от их посохов освещал следы недавнего сражения – искаженные и обожженные тела, беспорядочно лежащие среди золы, совсем не так, как он запомнил солдат из городской площади.

Впрочем, они спорили не о телах. Это было как-то связано со странным эльфом в разодранной робе, которого Коул

никогда раньше не видел. Рыцарь-Капитан хотела убить его. Рыжеволосая ей не позволяла. Никому, казалось, не было дела, что хотел сам эльф. Даже на расстоянии Коул мог разглядеть отчаяние в его глазах. Он хотел смерти. Будь его воля, он бы радостно раскинул ей свои объятия и позволил бы этому темному и спокойному забвению поглотить себя.

Но его не убили. Коул притаился было у самого входа, держа одну руку на кинжале, на случай, если Рису понадобится его помощь, и наблюдал за тем, как напряжение в комнате становилось все сильнее и сильнее... а потом исчезло. Никто не казался довольным результатом, хотя Коул и не был уверен, каким он был. Самым несчастным из всех выглядел эльф.

Коулу было жаль эльфа, коленопреклоненного, одинокого и лишенного всякой надежды.

Теперь он не знал, что делать дальше. Воспоминания из мира снов преследовали его. Многие подробности уже ускользали из памяти, как сны иногда, но смысл оставался ясным. Воспоминания лопнули, как старая гнойная рана, и вонь от неё все ещё отдавалась в ноздрях.

В его памяти остался набор каких-то смутных образов. Он сидит на груди отца. Изо рта мужчины хлещет кровь. Коул подносит кинжал к его глазам – пусть он посмотрит на него. Он хотел, чтобы мужчина знал, что это он, Коул, прервал его жизнь, тем самым лишая его возможности причинить боль кому-то еще. Он помнил, что его отец пытался что-то сказать, и воображал, что тот сейчас попросит о пощаде, но из его рта не вырвалось ни слова, только кровь.

Удовлетворение, которое он получил, вонзив кинжал в сердце своего отца, было впечатано в его душу. Кинжал его матери. Единственное напоминание о диком народе, которое она сохранила, и когда его отец захотел продать его, она спрятала его в землю. Коул видел это, и теперь вспоминал, как он выкопал этот кинжал, хватая землю голыми руками со жгучими слезами на глазах.

Он помнил и свою сестру. Очень хорошо помнил. Воспоминание о ней заставило Коула вздрогнуть, и юноше захотелось стереть эти мысли. Вернуться к забвению. Но воспоминания отказывались уходить, и каждый раз, когда он закрывал глаза, перед его взором возникали непрошеные образы, которые словно ожидали его.

– Ты в порядке?

Чужой голос испугал его, в основном потому что Коул полагал, что он прислушивался к окружающему. Вместо этого он настолько погрузился в собственные мысли, что не услышал, как в комнату вошел Рис. Серебристо-голубой свет от его посоха немного отогнал темноту, хотя бы на мгновенье, и он испытал чувство благодарности.

– Ты не нуждался во мне, – угрюмо признал Коул. – Я проделал весь этот путь, потому что думал, что тебе могут причинить боль, но этого не случилось. Мне следовало пойти назад, как ты и сказал мне сразу.

Рис ничего не ответил. Он смотрел на него, как всегда, когда приходил навещать Коула в Шпиле, взглядом, полным жалости и заботы. В такие моменты Коулу было трудно смотреть ему в глаза. Вместо этого он посмотрел на дверь, и постарался не дрогнуть, когда Рис сел на ступеньки, рядом с ним.

Несколько минут они ничего не говорили, тишину нарушало лишь тихое пение, идущее от посоха Риса. Наконец, Рис прервал молчание.

– Тот дом в Тени, – начал он неуверенно, – это был твой дом? Место, откуда ты пришел?