Драгун, на Кавказ!

Булычев Андрей Алексеевич

– Блохин! – и из строя выбежал Лёнька. – Шапку тут, вот прямо у крыльца сымай, а заходя в комнату, докладывай громким голосом, кто ты есть таков, – поучал парня командир отделения. – Пошёл, пошёл, – подтолкнул он его в спину.

– Полночи на плацу на вытяжку стоял, до сих пор ещё ноги в коленях дрожат, – стоя в шеренге за спиной Димки, жаловался своему другу Захару Антип. – А перед этим ещё и палками били, аж спину ломит. Ох и злые же они здесь.

– Терпи, Антипушка, Бог терпел и

нам терпеть велел, – успокаивал его Захар. – Мне урядник, что нас сюда рекой доставлял, сказывал, что такое завсегда и везде на рекрутских депо бывает. В самом-то полку оно уже там гораздо легчевее, пережить просто рекрутчину надо, именно так он и говорил. Особенно хорошо, ежели мы потом с тобой в нестроевые сумеем выйти. А здесь да, во всех учебных рекрутских командах всё нижнее начальство завсегда шибко зверствует, а господам офицерам, им ведь и дела никакого ни до чего нет, лишь бы видный порядок вокруг был. Перетерпеть нам это надобно.

Димка, стоя в шеренге, задумался, и его привёл в себя тычок палкой в бок.

– Ты чего это, глухая тетеря, на ногах, словно цапля, спишь?! – рявкнул подручный ефрейтора Фёдор. – Фамилия твоя как?!

– Калинин, – опешив, пробормотал Димка.

– Чегоо?! – протянул непонимающе солдат. – Какой такой Калинин? Ты чего же тут дурака из себя строишь?! Это тебя Гончаровым Тимофеем ведь звать?

– Ну да, так точно, он самый и есть, Гончаров я, – встряхнув головой, пробормотал опешивший Димка.

– А чего же ты, балда, Калининым-то тогда сейчас назвался? – проговорил солдат, выхватывая Димку из строя. – А ну-ка двигай быстро к господину ефрейтору, потом разберёмся!

– Гончаров Тимофей?! – крикнул из коридора Панкратов. – Почему так долго?! Бегом сюда, господин врач уже заждался!

Димка, подталкиваемый в спину солдатом, влетел в коридор и, перехваченный там ефрейтором, заскочил в приоткрытую дверь большой комнаты. За столом, спиной к окну сидел седой дядечка, а рядом с пером в руках, чернильницей и ворохом бумаг примостился, как видно, писец.

– Чего застыл, представься доктору, дурак! – зашипел Панкратов, тыча Димку в бок.

– Рекрут Гончаров Тимофей! – выкрикнул тот, глядя на медика.

– Ага, Гончаров, значится, – пробубнил тот. – Записывай, Егор, слух и голос у рекрута отменный, немоты нет. Сколько видишь пальцев? – И подняв руку, раскрыл полностью кисть.

– Так все пять, – пожал Димка плечами.

– Пиши, умом здрав, зрение хорошее, – кивнул писцу доктор. – А ну-ка теперь рубаху снимай, потом присядь пару раз, ну и повернись вокруг себя. После того подойдёшь вон к той стеночке, где выведены сажей отметки, и спиной к ним прислонись.

Димка выполнил всё то, что от него потребовали, и потом снова встал перед столом.

–

А теперь рот пошире открой, – попросил его доктор. – Ну что, по росту он два аршина и около шести али даже семи вершков будет. С этим всё хорошо, горба у рекрута нет, руки и ноги у него целые, не чахоточный, водянки тоже не наблюдаю, передние зубы на месте. По всем требованиям нашего «Наставления врачам при наборе рекрутов находящимся» сей молодой человек для службы подходит, только уж больно он какой-то у вас худой.

– Откормим, Даниил Михайлович, – подобострастно глядя на врача, рявкнул Панкратов. – Не извольте беспокоиться, на казённых харчах и в непрестанных солдатских трудах, да ещё и на воздухе, он быстро у нас положенный вес наберёт.

– Ну-ну, – хмыкнул тот и махнул рукой писарю, – прописывай напротив евойной фамилии, Егорка, что он полностью годен к строевой службе безо всяких ограничений. А вот как же с Бородавкиным быть, тут я даже и не знаю. У него ведь трёх зубов спереди нет, как же он патрон скусывать будет. Ладно, это мы с господином капитаном решим, давай следующего заводите.

Ефрейтор толкнул Димку в коридор, и тот уже дальше сам выскочил на крыльцо.

– В строй встал! – рявкнул Фёдор, а из коридора уже выкрикивали новую фамилию: – Дрёмова Игната к врачу!

После врачебной проверки, где годными к службе признали всех, новобранцев погнали в ближайшую к депо общественную баню. В длинном бревенчатом здании было три помещения: предбанник с лавками, чтобы скинуть одежду, помывочная с широкими скамьями и небольшая парилка. Внутри бани было темно, душно и влажно.

– На всю помывку два десятка минут вам всем! – объявил Панкратов. – Так что особенно тут пара вы не ищите. Шайки в руки взяли, воду горячую из кадок налили в них, холодной разбавили, щёлока в кулак цапнули и быстрее грязь с себя снимать. Кто в парной долго сидеть будет, тот потом пот не успеет смыть. Небось, уж знаю, что сейчас говорю, не первый раз сюда команды гоняю.

Рекруты, скинув с себя одежду и расхватав деревянные тазики, забежали в большую помывочную комнату. Две масляные лампы, установленные в нишах стены, освещали мокрые тела мужиков, сидящих на длинных широких скамьях. Они плескались, натирали себя мочалкой с мыльным щёлоком (водным настоем из древесной золы) и ополаскивались сверху тёплой водой. Из парной выскочили несколько красных, распаренных парней и, похватав ковшики, с хохотом и криками окатили себя холодной водой. Димка натирал тело старой лыковой мочалкой и аж постанывал от наслаждения. Скажи ему кто раньше, что он будет вот так балдеть от обычной горячей воды и вообще от непонятно какого мыла, он бы ни в жизни тому не поверил.

Конец ознакомительного фрагмента.