Драко

Уотсон Йен

Жак часто молился у барельефа. Весь декор корабля служил укреплением его веры.

Что же касается спутников Жака… Ме’Линди относилась к «Торментуму» с непроницаемым безразличием, а Гримму коридоры и крипты напоминали родные шахты и богатые углём пещеры. Коротышка бродил по кораблю и довольно бубнил, оживляя в памяти героические сражения со свирепыми орками в тесноте подземных цитаделей.

Гугол в полёте то ли общался сам с собой на приглушённых тонах, то ли просто напевал что-то — трудно сказать. Сперва Жак думал, что навигатор болтовнёй или пением

пытается поддержать вой двигателей, который иногда сбивался, но теперь догадался, что тот просто перечитывает свои стихи, шлифуя старые и сочиняя новые. «Мрак. Могила. Смерть».

Мома Паршин внимательнейшим образом изучила своё новое окружение. Пусть оно было более ограниченным, но астропат тем не менее объявила его «исполненным пространственными возможностями» — возможностями посетить другие — какие угодно — места Галактики.

Гримм, когда прибыл, отнёсся к старой женщине с шутливым почтением.

— Сто или двести? Не так уж и много! Я вот проживу не меньше трёхсот…

— А ума так и не наберёшься, — мимоходом заметил Гугол.

— Ха. Чем короче тело, тем длиннее жизнь, так я считаю.

— Может, тогда стоит вывести породу людей таких, чтобы жили миллион лет.

— Зелен виноград, Виталий! Ты постарел раньше времени. Это всё из этого твоего варпования.

— Это мой дар, салага. Это не значит, что я умру раньше времени просто потому, что моё лицо несёт отпечаток профессии.

— «Морщины несёт» — вот правильное слово. Ладно, я-то думал, ты хотел удалиться на какой-нибудь астероид, чтобы стать бардом. Когда ты повеселишь нас одним из своих словоизвержений, кстати?

Гугол лениво отмахнулся.

— Ты когда-нибудь сочинял элегии? — неожиданно спросила Мома Паршин. — Погребальные песни? Для похорон?

— Для вас, дорогая леди, — галантно ответил Гугол, — я могу попробовать, хотя это не мой обычный стиль.

— Ха, а для меня? — запротестовал Гримм. — Что я хотел сказать, Виталий — к чему я подвожу кружным путём — что я был бы весьма признателен, иными словами, ну…

Коротышка сорвал с головы фуражку, смял и откашлялся.

— Эпическую балладу о сквате Гримме, который помог сокрушить гидру. На старость. Я научу тебя форме и размеру строф. Понимаешь, если я проживу триста лет, я стану живым предком, а у предка должна быть своя эпопея за пазухой. Если я проживу пятьсот лет… — Он смущённо ухмыльнулся, — то, наверное, стану псайкером. О, Мома Паршин, в этом отношении вы уже стали живым предком. Полагаю, для настоящего человека у вас приличный возраст.

— Приличный? — откликнулась та недоверчиво. — Ты считаешь, что быть псайкером — благословение? Мой дар лишил меня абсолютно всего.

— Эти лишения — тема для вашей элегии? — спросил Гугол.

— О нет. О нет, — Мома Паршин не стала углубляться. — Сколько тебе лет, Гримм?

— О, не больше пятидесяти. Это — стандартных имперских лет.

— А скачешь, как резиновый мячик, — засмеялся Гугол. — Может, тебе и правда нужна эпопея — о простодушии.

— Да, я салага, верно. Умный салага — это тоже верно. Но, —

и он глянул по-щенячьи на Ме’Линди, — на сердце у меня бывает тяжело.

Ме’Линди насупилась:

— У меня тоже. Но по другим причинам.

Она сразу избавилась от тряпок чувственной любовницы и сейчас была облачена в облегающую чёрную тунику убийцы.

Жак тоже сбросил щёгольское барахло торговца и надел чёрное облачение с орнаментом и капюшоном, принятое в Ордо Маллеус.

Вместе с Гуголом в эффектно рифлёном корабельном костюме из чёрного шёлка, все трое казались троицей хищных летучих мышей, которые затмевали фальшивый звёздный космос стен, словно густые голодные тени пожирали ночных светлячков.

Мома Паршин погрузилась в полутранс:

— Предупреждаю: человек, называемый Карнелиан, спешит в свой космопорт.

Неделю спустя, в погоне за «Покровами света» — не пытаясь поймать Карнелиана, а только следуя за ним — «Торментум Малорум» вышел в океан Хаоса — варп-пространство.

Только тогда Мома Паршин сообщила Жаку:

— Я всё равно отправила послание.

— Какое послание?

— Твоё послание на Виндикт-5. Я его отправила ещё в Василарёве.

— Верни его! — крикнул Жак. — Отмени!

Незрячая, она улыбнулась слабой и необычной улыбкой: она не видела улыбки, на которую могла равняться, с девичества, и зеркало ей тоже не могло в этом помочь.

— Отсюда, из варпа? Это невозможно.

Говорит она правду? Жак не знал.

— В таком случае, выйдем обратно в нормальное пространство.

— И потеряем след Карнелиана? Пока мы возимся в обычной вселенной, его корабль в варпе уйдёт вперёд — и я его перестану чувствовать.

— Наверняка, ты можешь передать сообщение из варпа.

— Я точно не знаю как, инквизитор. Подобного опыта у меня, в общем-то, в жизни не было. А если меня этому и учили, я давно уже позабыла. Вспомни: большую часть жизни я провела взаперти в покоях губернатора. Я не вкушала радости путешествия среди звёзд. Поэтому, даже если я попытаюсь, эта задача потребует от меня полной концентрации. Я могу легко потерять след.

— Ты лжёшь!

— Пытки, — равнодушно сказала она, — непременно повредят моим способностям.

Жак пожалел, что она упомянула такой вариант. Пытать в варпе, уж кого-кого, а сильного астропата — это чистое безумие. «Торментум», может статься, не настолько крепко защищён от зла: что скорее пробьёт мембрану между реальностью и Хаосом, чем ментальные вопли боли? Чем ещё быстрее привлечь внимание… гиен Хаоса?

Из ложа навигатора тревожно выглянул Гугол. Он коснулся нескольких из амулетов и образков, которые повесил на шею, входя в варп.

— Жак?

— Летим дальше, — с мучением велел Жак.

Время в варпе идёт быстрее, чем в материальной Вселенной, но здесь оно ещё и непостоянно, непредсказуемо. Мома Паршин отправила сигнал экстерминатуса всего неделю назад. Губители могли уже править в сторону прыжковой зоны или уже были там. Войдя в варп, как скоро они прибудут в окрестности Сталинваста?