Дракоморте
Шрифт:
Илидор скорчил рожу. Хотя во время каждой из их немногочисленных встреч с Фодель вокруг них что-то искрило и потрескивало — Илидор бы очень удивился, предложи жрица разделить с нею шатёр этой ночью.
— Придётся мне, — замогильным голосом произнёс Найло и широко раскинул руки, словно для объятий, что по обычаю Старого Леса означало отсутствие дурных намерений, но слегка ошарашило Илидора, ещё непривычного к этим обычаям, зато привычного к Найло. — Я имею в виду, придётся мне пустить тебя на коврик под дверью, дракон. Правда, без коврика. И без двери.
— Ох, Найло, да не пошёл бы ты куда-нибудь вглубь леса! — Илидор развернулся, хлопнув крыльями, и нырнул в палатку Йеруша.
— Эй!
Найло привстал, взволновавшись: а вдруг дракон сейчас примется вышвыривать
А в палатке, между прочим, ценные реактивы, инвентарь, несколько пробирок с водичками Леса, несколько плошек, в которых настаиваются другие водички…
Илидор вынырнул обратно со своим рюкзаком в руках и размашистыми шагами направился к опушке. Крылья его хлопали, как паруса на ветру, и в каждом хлопке Йерушу чудились ругательные слова.
— Илидор! — окликнул он. — Илидор! Ты всё перепутал и сам пошёл вглубь леса! Да стой ты, дурной дракон, я пошутил про коврик, ложись ты где хочешь! Я тебя даже к стеночке пущу! Илидор! Илидор! Кусок дракона!
Крылья хлопнули особенно громко и ругательно, и дракон пропал в густом подлеске.
— Да, — буркнул ему вслед уязвлённый Йеруш. — Я тоже тебя ненавижу.
***
Когда Илидор не вернулся на поляну утром, Найло решил, что дракон, всё ещё надутый на него, пошёл искать общения к жрецам. Что же, тем лучше — пусть налаживает добрые отношения с Храмом, времени-то на это осталось всего ничего, и очень хорошо, что Илидор решил не терять его напрасно!
— Если, конечно, этого дурацкого дракона никто не сожрал в лесу ночью, — ворчал себе под нос Йеруш, расставляя в держателях пробирки. — И если, пока я спал, этому балбесу не пришло в голову перекинуться в здоровенную ёрпыль с крыльями… и, ну не знаю, летать над вырубкой, горланя песенку. Тогда жрецы его уже, наверное, забили кольями, а может быть, и нет, откуда мне знать, в самом деле?
Йеруш собирался до завтрака немного поопытничать с синей озёрной водой и живущими в ней крохотными водорослями эльги. Водоросли оказались на удивление живучими, и Йеруш сделал стойку: живучие водоросли, живая вода — ну а что, вдруг между ними есть связь или хотя бы крошка связи? Почему бы первому встреченному в Старом Лесу озеру не привести Йеруша Найло к источнику живой воды, а? Ну хоть намёк дай мне, озёрная водичка, ну хоть намёк намёка: не случайно же водоросли эльги, который Йеруш выловил из синего озера десять назад, всё ещё живы и даже не попытались стать предсмертно вялыми, хотя их собратья из водоёмов Эльфиладона не живут дольше восьми дней?
Ещё сегодня предстояло переупаковать свои бесчисленные пробирки, реактивы и прочие драгоценные мелочи. По правде говоря, у Йеруша не так уж много вещей. Казалось невероятным, что спустя годы странствий, на протяжении которых Найло обрастал проектами и идеями, он всё ещё умудряется распихивать своё добро по двум рюкзакам. Один рюкзак — небольшой, из тонкой кожи, неистираемой и непромокаемой. Внутри — важнейшие документы, черновики работ и изысканий, который Йеруш считает главнейшими сегодня, кошель с деньгами и всякими нужными мелочами, фляга с водой, смена белья, порошок грибов-серошляпок, помогающий от нагноений, ещё какие-то мелочи, словно говорящие: «Никто не знает, куда этого эльфа занесёт завтра, и нужно быть готовыми ко всему». В этом же рюкзаке Найло таскает большой потёртый конверт из красной замши, из которого никогда ничего не достаёт. Раза два или три за последний год Йерушу доводилось кое-что подкладывать в этот конверт, но Найло делал это не глядя: засовывал бумаги и мелочи как попало среди других бумаг и мелочей и тут же снова закрывал красный замшевый конверт на маленький поворотный замочек.
Второй рюкзак Йеруша — большущий, размером едва ли не с пол-Йеруша. Там хранятся разобранные распорки, запас всевозможной посуды, банки, пузырьки и пакетики, обилию и разнообразию которых
Едва Йеруш закрепил последнюю пробирку в штативе, как на поляну притрусил посланный Юльдрой жречонок — Юльдра интересовался, не надо ли чего почтенному учёному, потребуется ли ему помощь при сборах в дорогу и желает ли он посетить малое торговище, которое ожидается сегодня после завтрака, когда на вырубку заявятся местные люди из юго-западных селений и котули из юго-восточного прайда.
Почтенный учёный весьма оживился, выдал жречонку список реактивов, которые он желает получить (всякие мелочи вроде особых камешков и сока некоторых растений — то, что могут принести из леса собиратели еды… а что ещё возьмёшь со жрецов?) и выразил решительнейшее желание посетить малое торговище всенепременно и в числе первых. А также строго заявил, что свои вещи уложит сам и оторвёт руки всякому, кто пожелает оказать ему помощь. И велел жречонку передать Юльдре: когда Храм остановится в юго-восточном прайде котулей, почтенный учёный Йеруш Найло горячо возжелает, чтобы кто-нибудь поводил по тамошним водным источникам.
Последние слова Йеруша заглушил треск кряжичей — он пришёл из леса за северо-восточным краем вырубки и докатился аж до самого синего озера. В треск вплетались чьи-то истошные вопли и басовитое мяуканье, в котором было нечто, явно указывающее: мяуканье издаёт не горло зверя.
Жречонок и Найло посмотрели друг на друга, Найло выругался, а жречонок вспыхнул бешеным ужасом в глазах, скороговоркой убедил Йеруша, что всё понял, и принялся отступать к озеру, испуганно глядя на трещащие кряжичи и пытаясь держаться так, чтобы Йеруш находился между ним и кряжичами. Получалось это так себе, поскольку деревья были повсюду. Судя по раздающимся с вырубки людским возгласам, мужчины-жрецы торопились на скрежет и мявы, а женщины — напротив, подальше от мявов, в сторону Йерушевой поляны с синим озером. Найло нырнул в палатку, сунул свои драгоценные записи в рюкзак, на ходу закинул рюкзак на плечи — и тоже рванул на звуки.
Он почему-то был уверен, что трески, взмявы и вопли как-то связаны с Илидором.
***
Когда Найло примчался наконец к тому месту, где трещали и орали, он весь взмок, задыхался, шипел и из последних сил ругался на дурацкого дракона, которого унесло так далеко в этот совсем не безопасный лес. С трудом протолкавшись через полукольцо жрецов, Йеруш узрел невероятное.
Илидор, сердито скаля зубы на жрецов и подрагивая крыльями, прижимает к земле какое-то существо, наступив коленом ему между лопаток. Лицо дракона в крови, на щеке словно выкушен кусочек кожи, рубашка — в кусках коры и опилок, волосы спутаны, в них болтается что-то вроде дохлого слизня размером с ладонь, золото в глазах пульсирует, отсвет падает на щёки. Существо, которое Илидор прижимает к земле, одето в синюю рубашку и короткие штаны, торс и руки у него человеческие, но из штанов торчит длинный кошачий хвост, спазматически дрожащий, задние ноги — не ноги, а кошачьи лапы, серошерстяные, крепко впившиеся в землю мощными когтями. На голове вместо волос — дымчато-серая шерсть, из неё торчат крупные кошачьи уши. Лица не видно. Плечи тяжело вздымаются — трудно дышать, когда в твою спину упирается колено сердитого дракона.