Дракон Фануил

Худ Даниел

— Как вам будет угодно, — нервно согласился Виеску. К некоторому своему удивлению, Лайам заметил, что аптекаря бросило в пот.

— Дело касается той женщины, которая при вас упоминала имя Тарквина. Я подумал, что мог неверно истолковать ваши слова. Мне показалось, будто вы намекнули, что эта женщина понесла от старика чародея. Но я располагаю сведениями, что этот маг давал обет целомудрия.

Виеску содрогнулся, как от удара. Аптекарю пришлось сделать заметное усилие, чтобы взять себя в руки.

— Прошу

прощения, иерарх, — запинаясь, произнес он, — но я вовсе не это имел в виду. Девушка понесла не от него. Он не спал с ней.

— Приятно слышать. Значит, отец ребенка кто-то другой? Не Тарквин?

— Нет, иерарх. Не Тарквин.

— Видите ли, я пытаюсь разобраться, что же случилось на деле, потому что услуга мага была для нас очень важна, — пожалуйста, поймите меня верно. Скажите, а эта женщина не просила вас достать для нее кровь девственницы?

Виеску явно опешил, он покачал головой с таким видом, словно чего-нибудь недопонял.

— Вы сказали — кровь девственницы, иерарх?

— Ладно, неважно. Она просила у вас только сантракт?

Виеску закивал головой, показывая, что иерарх попал наконец-то в точку. На этот раз он вообще гораздо охотнее шел на контакт, и Лайам задумался — а чем, собственно, это вызвано?

— А как принимают сантракт?

— Растолченным в порошок, иерарх, — мгновенно отозвался аптекарь. — Его разводят в вине или сидре, чтобы заглушить неприятный привкус. Но я ей ничего такого не продавал! — быстро добавил он. Во взгляде Виеску промелькнуло секундное колебание. Он словно хотел было что-то добавить, но передумал. Лайам выждал пару мгновений, потом, разочаровавшись, продолжил.

— И она хотела получить эту траву, чтобы прервать свою беременность, так?

Виеску снова кивнул.

— Должно быть, она очень глубоко закоснела во грехе, мастер аптекарь. Очень глубоко.

Лайам постарался придать вескость своим словам и вложить в них столько благочестия, сколько только могло исходить от сановного жреца из Торквея. При этом Лайаму казалось, что выглядит он по-дурацки, словно принимает участие в плохом пародийном спектакле студенческих лет. Однако Виеску, по-видимому, так не считал.

Аптекарь попытался было что-то сказать, сбился, умолк и пристально вгляделся в лицо Лайама, словно надеясь найти там какой-то отклик. Лайам постарался придать своему лицу бесстрастное выражение, надеясь, что аптекарь отыщет в нем то, чего ждет. Но, очевидно, чаяния аптекаря не сбылись, и Виеску ограничился тем, что произнес:

— Да, иерарх, очень глубоко. — И замолчал.

— А вы сами знаете эту женщину?

— Нет, иерарх, — твердо ответил Виеску. Так твердо, что Лайам понял, что он лжет. — Я ни когда прежде ее не встречал.

Тут по улицам города разнесся звук рога, и Виеску встревожено засуетился:

— Процессия!

Иерарх, мне пора идти, если я не хочу опоздать! Я приношу вам свои извинения.

Лайам отстраненно взмахнул рукой, хотя в глубине души он был совершенно взбешен. Аптекарь явно готов был вот-вот сказать ему нечто важное, и тут этот рог! Глядя, как Виеску торопливо снимает испачканный фартук, Лайам мысленно выругался. Ведь он почти вывернул этого сморчка наизнанку! Осталось лишь чуть нажать.

— Мне нужно подняться наверх, чтобы переодеться, — сказал аптекарь, вешая фартук на крючок, и ткнул пальцем в сторону потолка. — А вы разве не должны приготовиться к шествию, иерарх?

— Я освобожден от исполнения ритуалов на время этого праздника, — пояснил Лайам и мысленно поздравил себя с тем, что заранее продумал этот ответ. — Я буду на храмовой службе, конечно, но дело, с которым меня прислали, имеет исключительное значение.

— Не сомневаюсь. Но мне, однако, следует приготовиться.

Лайам понял, что пора уходить.

— Конечно-конечно. А можем ли мы поговорить с вами попозже?

— Боюсь, я уже сказал все, что мог, иерарх.

— Ну что ж… Тогда мне пора.

Лайам повернулся и двинулся к выходу, но, уже взявшись за дверную ручку, остановился.

— Мастер Виеску, — сказал он и дружелюбно улыбнулся, хотя ему сейчас больше всего на свете хотелось схватить этого сморчка за ворот и трясти до тех пор, пока тот не выложит все. — Мои молитвы будут всегда с вами.

Хотя аптекарь ожидал и не этого, так пристально вглядываясь в лицо Лайама минуту назад, но эти слова все-таки определенно пришлись к месту. Угрюмая физиономия Виеску смягчилась, и он кивнул.

— Спасибо, иерарх, — произнес он внезапно осевшим голосом.

— Возможно, мастер Виеску, вы согласитесь оказать мне две небольшие услуги, — решился рискнуть Лайам. Я буду вам очень обязан, если вы, встретив женщину, о которой мы говорили, не станете упоминать обо мне. А еще я прошу вас во время шествия за меня помолиться.

— Я недостоин, — отозвался Виеску, уткнувшись взглядом в пол.

Лайам невольно опешил — что бы это могло означать?

— А кто из нас, смертных, достоин? И все-таки я буду очень вам признателен, если вы выполните обе мои просьбы.

— Как вам будет угодно, — пробормотал Виеску и быстро вышел.

Лайам на миг задержался в пустом помещении, размышляя о странном поведении аптекаря. Повторившийся зон рога вывел его из задумчивости, и Лайам покинул аптеку.

На этот раз песня рога звучала вдвое дольше, и Лайам заметил, что все уличные прохожие двигаются в одном направлении. Лайам решил, что они поспешают к месту сбора процессии, и двинулся следом. В конце концов, он ведь сказал Виеску, что примет участие в храмовой службе.