Дракон в мантии
Шрифт:
Сельма подхватила мою машинку и махнула рукой в сторону ворот, мол, вам туда, гражданочка, отстав при этом от меня на полшага. Боится, что сбегу, что ли?
Я пожала плечами и зашагала в указанном направлении. По дорожке, мощеной бледно желтым булыжником. От такого совпадения я нервно хихикнула, а Сельма не менее нервно дернулась. Странная она какая-то. То пассами в лицо тычет, то дергается.
Вблизи ворота поражали. Огромные, величиной с пятиэтажку, и сплошь ажурные. Гигантские кованые плети какого-то вьющегося растения были сделаны до того натурально, что хотелось
“Да это же плющ”, - всплыло в памяти.
Каждая створка была украшена вставшим на дыбы единорогом ростом со слона и в короне. Передними копытами они опирались на щиты, на которых были изображены единороги в короне, вставшие на дыбы и опирающиеся на щиты, на которых были изображены единороги в короне, которые… Рекурсия, короче.
— Ну же, проходите за ворота, заорра, — Сельма нетерпеливо подтолкнула меня вперед.
Я с трудом оторвалась от созерцания великолепного образца гигантомании и нерационального перевода металла. Даже испытала некое чувство гордости. Красивые у меня все-таки галлюцинации. Грандиозные. Подхватила сундучок, заботливо оставленный у ноги, и вошла во внутренний двор замка.
— Эй, а дальше куда? — я обернулась. Моя провожатая стояла за воротами и смотрела на меня с каким-то напряженным вниманием. Нехорошим. Я махнула ей рукой. Пусть тетка и странная, но выбирать-то все равно не из кого.
Сельма, будто очнувшись, тряхнула головой и быстрым шагом пошла ко мне.
— Нам сюда, прямо, прямо, первый поворот налево и третий направо. — Напряжение как рукой сняло, и мадам Валери на всех парах летела вперед, указывая дорогу.
В жизни не подозревала, что в нормальном учреждении может быть такая запутанная навигация. Хотя… это могут быть лабиринты моего подсознания и психотравм. Перед очередными дверями Сельма остановилась так неожиданно, что я с разбегу влетела ей носом в спину.
— Пришли, — резюмировала очевидное мадам провожатая и постучала. — Архивариус Таурус, к вам можно?
За дверью оказался огромный кабинет с письменным столом и дубовыми книжными шкафами. Два огромных окна в пол обрамляли тяжелые изумрудные портьеры с кистями. Под ногами лежал старый полустертый ковер. У окна в кадке стоял странный огненно-рыжий цветок. Или муляж цветка. Отсюда было не разобрать.
За столом в глубоком кожаном кресле сидел и сам хозяин помещения — плотный мужчина лет пятидесяти. С курчавой шевелюрой и бородой масти “перец с солью”. На переносице у него сидели странного вида очки с высокой дужкой.
— А, Сельма! — обрадовался мужчина. — Ну что, какие новости? Раз ты не одна, то, полагаю, что хорошие?
— Норал, мы можем поговорить пять минут наедине?
— Конечно, в архиве сейчас никого нет. — Мужчина шустро вышел из-за стола и кивнул мне на гостевое кресло. — Присядьте, заорра, мы быстро. — И нырнул за книжный шкаф. Следом отправилась и Сельма.
Я села и от нечего делать принялась рассматривать странный цветок в горшке, напоминающий львиный зев, увеличенный до размеров фикуса с листочками лилии. Впрочем, я смотрю, тут все увеличенное.
Цветок целенаправленно повернул головку ко мне и облизнулся. Я заорала.
На шум прибежали уединившиеся коллеги.
— Фу, Арчи, фу! Спокойно, все хорошо! Да вы не бойтесь, он не кусается. Он просто любопытный. — Архивариус успокаивающе поглаживал скулящий цветок по бутону. — Сельма, да ради Единорога, заткни ты ее уже! Арчик нервничает!
Валери схватила со стола чашку с недопитым чаем и вылила мне на голову. Я замолчала и зажала рот руками.
— Мой чай, — простонал Норал.
— Ну так подействовало же, — невозмутимо заметила Сельма.
Мужчина махнул рукой и потащил кадку с Арчиком за шкаф. Вернулся с полотенцем и глиняной чашкой, отдающей запахом валерьянки и еще чего-то неизведанного.
— Вот, вытретесь, а затем выпейте. Ну же, не бойтесь, это успокоительное. Только травы, никакой магии. Вам поможет. Нам предстоит очень долгий разговор.
На вкус отвар оказался не таким уж и противным. Что-то травянисто-душистое, с привкусом солодки. Постепенно на меня снизошли такие спокойствие и расслабленность, какие случались в последний раз… примерно никогда.
— Это настой романики лекарственной. Она полностью убирает страх и тревожность, да в принципе любую эмоцию, оставляя только разум и логику. Полезная штука, главное, не увлекаться, — пояснил Норал. — Как вас зовут, заорра?
— Альмеди… Зотс. — Мое имя прозвучало на редкость странно. А ну-ка еще раз: — Альмеди…
— Ну так хорошо, заорра Зотс. — Мужчина удовлетворенно кивнул и уселся на свое место, сложив пальцы домиком. — Меня зовут Норал Таурус, я Архивариус Академии Магии и Времени. Можете называть меня просто Архивариус Таурус или Норал.
— Разве это не мое больное воображение? И вы не врач?
Черт, а действительно здоровская штука эта их романика. Совершенно не тянет паниковать и устраивать истерики. И тут я вспомнила. Вспомнила, что для определения галлюцинации нужно надавить пальцем на глазное яблоко. Настоящее раздвоится, воображаемое — нет. Надавила. Архивариус с готовностью раздвоился. Я пригорюнилась и хлебнула еще отвара.
— Нет. — Норал отрицательно покачал головой. — Но это не ваш мир, а один из сопредельных. Во время Прорыва Дракона сферы миров могут пересекаться и оставлять… ну все практически. От предметов и людей до городов и ландшафтов.
– Прорыва… чего? — закашлялась я романикой. — Дракона?
— Да. Вы слышали что-нибудь о драконе, пожирающем свой собственный хвост?
— Змей Уроборос? — напрягла память я. — Который символ бесконечности?
— Неважно, как он называется, — удовлетворенно кивнул Архивариус. — Это безумно древний символ начала времен, он, так или иначе, есть во всех мирах, где имеется разум. Дракон символизирует бесконечность циклов рождения и смерти, бесконечность их смены, вечность Порядка и неизбежность Хаоса. Но бывают темные времена, когда Дракон прекращает пожирать сам себя, и тогда извечный Порядок нарушается. А там, где нет Порядка, наступает Хаос. А Хаосу всегда мало места, и он стремится занять собой все. И этот момент Безвременья называют Прорывом Дракона. — Норал Таурус замолчал.