Дракон в стогу сена
Шрифт:
– Не совсем. Велели прийти к тебе и спросить, где бы нам другого зверя волшебного поймать, – отвечаю без обиняков.
– Кого поймать?
– Ну, зверя какого-нибудь. Волшебного. Типа тебя. Можно единорога, овцу с золотым руном, жар-птицу – да кого угодно!
– А зачем? – большие раскосые глаза Баюна становятся еще больше.
Усмехнувшись, отвечаю:
– Как, зачем? Вон, говорят, японцы единорога поймали. Кто-то с горгульей селфи сделал… И нам надо!
– Погоди, как поймали? – перебивает меня кот. – Ты,
– Ха, ну ты даешь: «едите». Нет, конечно! – отвечаю.
– Тогда зачем их ловить?
– А тебя мы зачем поймали? Чтобы другие могли на тебя посмотреть.
Кот поднимается на задние лапы, подходит к прутьям клетки, вцепляется в них и спрашивает:
– Что-то я в ум не возьму, старик… Так вы меня в клетке держите не для того, чтобы съесть или скормить какому-нибудь великану? А чтобы на меня посмотреть можно было? А с чего вы взяли, что на меня без клетки смотреть нельзя? Я без клетки выгляжу даже лучше!
– Так это небезопасно, – пожимаю плечами я.
– Разумеется. А житие вообще небезопасно. Но так и для меня тоже! Вон у вас какие штуки есть – он кивает в сторону пролетающего ПЛД. Может, тогда лучше вас в клетки порассаживать? И безопасно, и смотреть на меня сможете, когда я мимо хожу!
– Ха, – я откровенно веселюсь. – Ты же всего лишь животное! Хоть и волшебное! А мы – люди! – последнее слово я сильно интонационно подчеркиваю.
Баюн смотрит на меня ошарашено.
– И что с того? – спрашивает, наконец.
– Мы, – поясняю терпеливо, – особая раса! Породившая множество гениев, совершившая миллионы открытий… В конце концов, даже тебя мы смогли поймать только благодаря достижениям человеческой цивилизации! Иначе бы, наоборот, ты за нами пришел и утащил к себе в дремучий лес. И тогда уже мы сидели бы в клетке! Но сам понимаешь, как это глупо звучит!
– Ах, вон что! – сверкнув глазищами, говорит кот. – Вы – особая раса?! Ну, тогда понял… – Баюн отворачивается и начинает урчать – точь-в-точь, как домашний кот, только в двадцать раз громче. И если домашний Васька обычно урчит от удовольствия, то этот звук скорее на рык смахивает. Наконец, Баюн приходит в себя, встает на четыре лапы, прижимает уши – точь-в-точь провинившийся котенок – прилипает к прутьям и спрашивает вкрадчиво.
– А зачем вам на меня смотреть-то? Вы что, всех сказочных зверей рассовываете по клеткам? – глаза у кота сейчас как у девочек в аниме.
– Каких таких «всех сказочных зверей», – снисходительно улыбаюсь я. – У нас пока, кроме тебя, и нет никого.
– То есть как – нет? – загробным шепотом произносит кот. – А Змеи Горынычи? А Василиски? А лешие с водяными?
Тут уж я хохочу от души.
– Если бы они тут были, – говорю сквозь смех, – тогда я бы точно в клетке сидел! Причем из ультратитана!
– Сдох, значит, –
– Кто сдох, старик? – копирую я обращение кота. Может, у них так все друг к другу обращаются?
– Понятно – кто. Змей Горыныч. Дракон, по-вашему, новомодному. Сдох последний дракон. А я-то думал… – кот, с горечью махнув лапой, углубляется в раздумья.
– Погоди, старик, что-то я ничего не понимаю. Причем тут дракон? С чего ты взял, что он сдох?
– А, ну да, вы же не знаете, – кот усаживается и вновь берет балалайку, – вы же – особая раса! Откуда вам… Еда вы, а никакая не раса, – бурчит он едва слышно. – Если в мире умирает последний дракон, исчезают все волшебные существа.
– Как исчезают?
– По-разному. Сначала чахнут, потом просто испаряются. Был и нету.
– Что-то бред какой-то, – усмехаюсь я. – Какая связь между драконом и тобой, например?
Баюн смотрит на меня нецензурно.
– Дуб, – говорит кот.
– Сам ты дуб, – обижаюсь я.
– Дуб у себя за спиной видишь? Вот тот, вдалеке?
– Ну вижу.
– Как ты думаешь, если его срубят, листья на нем будут жить дальше?
– Нет. Но он же их породил! Вот и связь.
– А солнышко тебя породило? Ярило, которое?
– Нет. Меня мама родила.
– Но без Ярила ты жить не можешь, правильно? Скопытишься сразу. Скочевряжишься. Или как вы там выражаетесь в свое дикое время? Сдохнешь, короче.
– Умру.
– Умрешь. Хотя оно тебя не рождало. Вот так и Змей Горыныч для нас. – Кот опять глубоко вздыхает – видно, что я его отрываю от горестных, но нужных раздумий. Но мне нельзя возвращаться ни с чем.
– То есть ты думаешь, что у нас нет живого дракона, поэтому и нет волшебных существ? А пропали они потому, что он умер?
– Дуб.
– Да что опять с дубом этим? – оглядываюсь я.
– Ты – дуб, раз приходится повторять одно и то же. Но занимает меня другое, – кот садится, закидывает правую заднюю лапу на левую, упирает локоть в колено, а подбородок в переднюю лапу – совсем как задумавшийся человек, – почему они у нас в лесу исчезать начали? Я уже тогда заподозрил…
Конечно, меня раздражает, что какой-то кот, пусть даже волшебный, разговаривает со мной так пренебрежительно. Да еще и дубом обзывает. Но я решаю умерить гордыню ради науки.
– Слушай, может, и есть что-то в твоих словах! – говорю. – Еще в книге «Путешествия Афанасия Никитина», написанной в середине пятнадцатого века, полным-полно разных зверей диковинных, с которыми он по дороге в Азию повстречался. А вот за последние пятьсот лет упоминания обо всяких чудищах и оборотнях резко уменьшились. Можно сказать, на нет сошли. Так это с драконом связано?
Кот смотрит на меня довольно долго, видимо, переваривая услышанное. Потом, задумчиво почесав подбородок, произносит: