Драконье крыло
Шрифт:
– Почему?
– Потому что рунной магией владели только сартаны.
– Сартаны? – благоговейно переспросил мальчик. – Что, только они?
– Ну, говорят, что в том мире, что существовал до Разделения, жили еще смертельные враги сартанов – народ, столь же могущественный, как сартаны, но куда более властолюбивый. Сартаны хотели управлять миром, и этот народ желал править им. Они называли себя патринами.
– А это точно? Ну, что никто, кроме них, не может пользоваться этой магией?
– Я ведь уже сказал! Если я что-то говорю, значит, так оно и есть!
– Извини,
Бэйн выиграл ход и мог позволить себе проявить великодушие.
– А что значит эта руна, папа? Синистрад взглянул на нее еще раз.
– По-моему, это руна исцеления, – равнодушно сказал он.
Бэйн улыбнулся и погладил пса. Тот лизнул ему руку.
Глава 53. ЧЕРНЫЙ ЗАМОК, ВЕРХНЕЕ ЦАРСТВО
Aействие заклятия не проходило долго. Хуго почти не отличал яви от бреда. Какое-то время ему казалось, что над ним стоит кирский монах и дразнит его.
– Хозяин смерти, говоришь? Нет, это мы твои хозяева! Всю свою жизнь ты служил нам.
А потом оказалось, что это вовсе не черный монах, а Синистрад.
– Почему бы тебе не послужить мне? Такой человек, как ты, мне очень пригодится. Мне нужно убрать Стефана и Анну. На трон Волькаран и Улиндии должен воссесть мой сын, а эти двое стоят у него на пути. Ты человек умный и опытный, ты придумаешь способ, как от них избавиться. Сейчас я занят, но скоро я вернусь. А пока посиди тут, подумай.
«Тут» – это в сырой темнице, созданной из пустоты и висящей в пустоте. Сюда – где бы это ни было – Хуго принес Синистрад. Убийца сопротивлялся, но не очень успешно. Трудно сопротивляться, когда не можешь отличить верх от низа, ног оказывается слишком много и колени ватные.
«Конечно, это Синистрад опутал меня заклятием».
Хуго смутно помнил, как убеждал Эпло, что он вовсе не пьян, что его заколдовали, но Эпло только улыбался своей проклятой улыбочкой и говорил, что, когда Хуго проспится, ему станет лучше.
«Может быть, когда Эпло проснется и увидит, что меня нет, он пойдет искать меня…» Хуго стиснул ладонями гудящие виски и обозвал себя дураком. Даже если Эпло и пойдет его искать, как он его разыщет? Ведь эта темница, она вовсе не в замке, не в каком-нибудь подземелье. Хуго сам видел, как она возникла из ничего, в пустоте, на дне ночи, во тьме кромешной… «Меня никто никогда не найдет. Я буду сидеть здесь, пока не умру… Или пока не признаю Синистрада господином.
А почему бы и нет? Я служил многим – чем этот хуже прочих? Одним больше, одним меньше… А может, лучше все же остаться здесь? В конце концов, эта темница так похожа на мою жизнь – пустая, холодная, темная… Я сам закрылся в ней и заперся изнутри. Я был сам себе тюремщик. И ведь действовало! Ничто меня не трогало, не задевало. Боль, сострадание, жалость, совесть – ничто не могло пробиться сквозь эту стену. Я хотел убить ребенка за плату…
А ребенок нашел ключ.
Нет, то были чары. Мальчишка пробудил во мне жалость колдовством. А может, я просто искал оправданий? Ведь не чары же пробудили во мне воспоминания о том, каким я был до того, как забился в эту свою темницу…»
Наверно, и она видит его таким же.
– Сэр…
Хуго вздрогнул и обернулся. Она. Что это, бред его воспаленного мозга? Или это и в самом деле она? Он зажмурился, открыл глаза – она по-прежнему была здесь.
– Иридаль…
Он понял по ее взгляду, что Иридаль знает, кто он такой, и неловко спрятал руки за спину.
– Синистрад был прав, – сказала Иридаль. – Вы – наемный убийца.
Радужные глаза сделались серыми и бесцветными, в них уже не было прежнего сияния.
Хуго молчал. А что он мог сказать? Это правда. Он мог бы все объяснить. Мог рассказать про Ника Три Удара. Про то, как он решил не причинять мальчику зла. Про то, как собирался вернуть принца королеве Анне. Но все это не отменяло главного: он согласился. Он взял деньги. В душе он знал, что мог бы убить ребенка.
И он коротко ответил:
– Да.
– Я не понимаю! Это ужасно, чудовищно! Как можно зарабатывать на жизнь, убивая людей?
Он мог бы сказать, что большинство из тех, кого он убил, заслуживали смерти. Что он, возможно, спас жизнь тем, кто в будущем мог бы стать их жертвой.
Но Иридаль спросила бы его: «Кто ты такой, чтобы судить?» А он ответил бы: «Такой же человек, как и все. А кто такой король Стефан, что он может сказать: „Вот это эльф, и потому он должен умереть“? Кто такие бароны, что они могут сказать: „Я хочу, чтобы земля этого человека принадлежала мне. Он не хочет отдать ее, и потому должен умереть“?
«Все это прекрасные аргументы. Но я все же взял деньги. В душе я знал, что могу убить ребенка».
И Хуго ответил:
– Теперь это не важно.
– Не важно. Только я теперь осталась одна. Я снова осталась одна.
Она произнесла это очень тихо. Хуго понял, что эти слова предназначались не для него. Она стояла посреди камеры, опустив голову. Длинные белые волосы закрывали ей лицо. Она думала о нем, доверяла ему. Она, быть может, собиралась попросить его о помощи Дверь темницы Хуго внезапно распахнулась, и в нее хлынул свет.
– Иридаль, ты… вы не одни! Есть человек, которому вы можете довериться. Альфред хороший человек, он предан вашему сыну.
«Куда больше, чем заслуживает этот маленький мерзавец», – подумал Хуго, но вслух он этого не сказал.
– Альфред однажды спас Бэйну жизнь, когда на него упало дерево, – продолжал он. – Если вы хотите бежать с вашим сыном, Альфред может помочь вам. Он проводит вас на эльфийский корабль. Капитану нужны деньги. Если вы хорошо заплатите ему и пообещаете провести через твердь, он охотно возьмет вас с собой.