Драконий день

Танжеринова Янтарина

– Благодарю, мне хватит.
– Айриэ болтнула остатками пива в кружке. Она действительно не любила выпивать больше двух кружек подряд.

– Ну как знаете, мэора маг, а я выпью… Да, так вот, дело-то моё вроде как простое, но… нечистое. Вы только не гневайтесь прежде времени, мэора маг, выслушайте, сделайте милость. А то я намедни мэору Мирниасу было заикнулся, так он меня к свиням собачьим послал.

Айриэ насмешливо фыркнула, но заверила фермера, что непременно выслушает и гневаться не станет. Несколько успокоенный Нарвас продолжил:

– Я, мэора, как многие у нас, свинок держу и скажу не хвалясь, дело идёт отлично. Ферму я от отца унаследовал, да сам сложа руки никогда не сидел, вот и водится в карманах серебро, да и не только оно. – Нарвас многозначительно посмотрел на магессу, давая понять, что клиент он платёжеспособный. – Есть у меня преотменный хряк-производитель, рыжий, породистый, хороших кровей. За поросятами от него люди

в очередь выстраиваются. Держу я его в отдельном сарайчике, на окнах там решётки, на дверях замок – самолично каждый вечер запираю. Не то чтоб у нас воровство часто случалось, его светлость герцог за порядком следит и простой люд защищает. Но всё ж-таки и самому надо голову на плечах иметь, а на дверях – запоры крепкие, тогда и порядок будет. – Он отхлебнул пива, утёр ладонью мокрые губы и продолжил: - То есть я к тому веду, что к хряку ночью никто попасть не мог, решётки и замки целые. Но эдак с декаду назад прихожу это я утром дверь отпереть да хряка в загон выпустить и вдруг вижу: рыжий мой забился в дальний угол, дрожит и выходить отказывается, а на соломенной подстилке венок невестин лежит. Девки на выданье у нас такие плетут, непременно из белых цветов, да в праздник Начала Лета на женихов гадают, в воду венки бросают. Пригляделся я, значит, к венку, а он не простой: цветы хоть и белые, да невиданные, таких у нас не сыскать. Колокольцы на тонюсеньких стеблях, каждую жилку на просвет видать. Да вдобавок мокрые они, будто только-только из воды выловленные, и бледной зеленью отливают, тиной да тленом пахнут. Собака со мной была, так она было в дверь сунулась, да вдруг отпрянула, завыла коротко, хвост поджала и удрала прочь. А хряк ни в какую не выходил из сараюхи, пока я венок убрать не приказал. И не иначе как сами Лунные богини-то меня надоумили приказать, чтоб венок тот не руками, а палкой подцепили, унесли со двора да сожгли вместе с палкой. Я, правда, на нечисть тогда не думал, просто порчи опасался.

Айриэ вопросительно приподняла брови, честно стараясь скрыть насмешливые огоньки в глазах. Порча, которую попытались наложить на элитного хряка, впечатляла… масштабами злодейства. О, пасторальная жизнь!.. Магесса умилённо вздохнула. Нарвас пояснил:

– Мало ли, кому и где я дорожку перешёл. Люди-то разные бывают. Откуда ж мне знать, может, кто чёрным колдовством балуется, да и решил вот мне гадость сделать… Нет, мэора, я ни на кого рукой указать не могу, но венок-то в запертом сарае не сам появился. Да не единожды, а три ночи подряд! Потом стихло всё, а может, потому, что я батракам приказал караулить ночью по очереди возле сараюхи. Три ночи они просидели, всё тихо было, и я велел бросить это – подумал, что надоело тому шутнику веселуху устраивать. Да и не подействовала порча ни на кого. Может, потому, что хватило у меня ума подброшенного венка не касаться и своим не дозволять. Он, мэора, прям тошноту вызывал, до дрожи его не хотелось трогать. Грязный он будто, венок этот, да тленом попахивает, как… как с утопленницы снят или навроде того.

– А потом что? – поторопила Айриэ фермера, увлёкшегося описанием своих переживаний.

– А потом – хуже стало, мэора, - угрюмо ответил Нарвас. – Как только караульных убрали, в сарае браслет невестин появился. Из речного жемчуга, самого простенького, у нас такой невесте на свадьбу одевать положено, а после – когда первенец на свет появляется, да при именовании каждого из детей в Лунном храме. И браслет этот тоже мокрый был, сохнуть не желал, а уж воняло от него – будто точно с разложившегося трупа снят.

Крестьянина передёрнуло, он поскорее присосался к кружке, стремясь запить неприятные воспоминания. Айриэннис лениво размышляла, какая нечисть тут может развлекаться. Наверное, Нарвас, фигурально выражаясь, плюнул в ближайший водоём, вот эта русалкина родня и ополчилась на любимого хозяйского хряка. Нечисть, скорее всего, относительно безобидная и просто мстит, но проверить придётся.

– Вот, мэора магесса, я решил, что караульных сажать без толку, да и бояться стали люди-то. Две ночи после того тихо было. Хряк мой спокойно себя вёл, не пугался, ел за двоих. Да только не отвязалось от меня это лихо проклятое. В сарае на соломе фата невестина лежала, тоже мокрая и с гнилостным духом.

Айриэ представила себе хряка в фате, жемчужном браслете и с веночком на голове – и подавилась остатками пива. Пока она смеялась-откашливалась, утирая слёзы, Нарвас на удивление серьёзно пережидал приступ весёлости, одолевший магессу. Потом усмехнулся криво, устало и как-то даже испуганно, хотя за последнее Айриэ не поручилась бы.

– Я и сам знаю, мэора, что дурак-дураком выгляжу. Когда я с этим к мэору Мирниасу подкатился, он меня и послал, слушать не захотел. Да только с сыном у меня теперь, кажись, неладно. – Нарвас вздохнул. – Сам не знаю, нечисть ли в том виновата, но… судите сами, мэора маг. Мой младший, десять годков ему, позавчера с приятелями своими подрался. Ну, то дело обычное, мальчишкам без драк никак не обойтись. Да только сын работу ему порученную не выполнил, а с этим у меня строго.

Я своих с малолетства к труду приучаю, мне лодырей-белоручек не надобно. Так вот, младший мой в числе прочих дел должен каждый вечер домой большую корзину ряски приносить, очень её свинки и куры уважают, да и на пользу им такой корм. А в тот день, как я говорил, мальчишка с дружками подрался, те корзину ему сломали, и явился мой парень домой пустой, порученную работу не выполнив, да ещё пытался скрыть от меня всё. Ну, я ему крапивой всыпал за всё хорошее, да велел наутро с петухами встать и топать за ряской. В общем, чуть засветлело, пошёл сынок как миленький куда велено, к мельнице то бишь. Там, недалеко от мельницы, у нас пруд старый имеется – большой, глубокий, в жару не пересыхает. Караси водятся, да ряской его летом завсегда густо затягивает. Купаться там не купаются, вода стоячая да вонючая, а у нас речка чистая рядом; на ней, к слову, мельница и стоит.

Фермер допил пиво, но заказывать ещё кружку не стал. Помолчал немного и продолжил рассказ:

– Сын мой ряски-то набрал, как ему было велено, да только повстречался он кое-с-кем на пруду, и встреча та, боюсь, дорого ему встала. А может, просто совпало всё так, а мальчишка простуду подхватил или ещё какую хворь… В общем, вчера поутру заметил я, что сын мой будто заворожённый ходит, никого вокруг не замечает, отвечает невпопад. А потом вдруг уселся в уголке и дрожмя дрожать начал, будто от холода. Я к нему с расспросами подступился, ну он и поведал, что на рассвете на берегу пруда видел деву белую, полупрозрачную, без одёжи, с прекрасным лицом. Дева косу длинную, мокрую распустила, песню нежную пела, да и сушила волосы будто, а они всё не сохли. Мальчишку моего она углядела, поманила к себе рукой, тот возьми и подойди. Говорит, не хотел идти, боязно было, а сил противиться не нашлось. Вот дева-то эта на него как глянула глазами своими зелёными, бездонными, как омуты – будто душу вынула. Протянула она ему венок точно такой, как хряку моему подбросили. – Айриэ честно старалась сдержать хрюканье и сидела с каменным лицом. – Да только вспомнил Бакас в последний миг, что я велел такие венки сжигать, не касаясь до них, и руку отдёрнуть успел. Венок на землю шлёпнулся, а дева как осерчает! ''Всё равно моим будешь!" – крикнула, топнула ножкой белой, да исчезла, как не бывало её. А потом смотрит сынок мой, а на лугу, на траве – следы девичьи, маленькие, блестящие, будто ледяные, искрятся на солнце, но не тают. Он возьми и ткни в такой след пальцем. Говорит, ледяной он и вправду, холод сразу будто до сердца дошёл, да там и угнездился. А след взял и рассыпался мелким крошевом, а потом вовсе истаял. И венок вместе с ним. А на мальчишку будто сон колдовской наяву напал. Так и ходит со вчерашнего. А нынче ночью Бакас метаться начал, кричать, что тонет и выбраться из воды не может. Чуть взаправду не захлебнулся, это в доме-то, на втором этаже.

Айриэ, честно признаться, пребывала в некотором недоумении. Не то чтобы она досконально знала всю местную водяную нечисть, но о такой слышать вроде бы не доводилось. Если уж кто из нечисти детей или взрослых сманивает, то, во-первых, по ночам, а не когда уже рассвело. Во-вторых, сманивают сразу, затаскивают жертву в воду – и всё, поминай как звали. В третьих, нечисть, запавшая на хряка и вознамерившаяся сделать того своей невестой… это, как минимум, нетрадиционная нечисть. Если, конечно, всё это не шуточки какого-нибудь недоброжелателя Нарваса, как тот и предположил вначале. А всё прочее – фантазии. А мальчишка простудился, бывает, вот и привиделось от жара что-то кошмарное.

Магесса вполуха слушала менестреля и лениво размышляла, стоит ли соглашаться проверить самой, что случилось у Нарваса, или же последовать примеру коллеги Мирниаса. Впрочем, хочешь не хочешь, а проверить она должна. Мало ли что…

– Я, мэора магесса, боюсь, что парень мой сегодня опять во сне тонуть будет… да уже и не выплывет, - вдруг тихо признался Нарвас, и Айриэ внимательно взглянула на него. Похоже, он, рассказав о своей проблеме, внезапно проникся её серьёзностью. То есть не то чтобы совсем уж внезапно, просто до сего момента бодрился и старательно гнал от себя тоскливые мысли, до последнего надеясь на чью-то злую шутку. Не получилось. Да ещё и её, Айриэ, тревогой заразил. – Вы мне не откажете, мэора?.. Я заплачу, хорошо заплачу, только согласитесь глянуть, что там такое. Помогите, мэора…

– Вы мальчика целителю показывали? Есть в Кайдарахе кому болезни лечить?

По крайней мере, небольшой храм в деревне имеется, а значит, должны быть и Лунные сёстры. Их способности к лечению болезней скромные, профессиональный маг-целитель намного сильнее, но магов мало, а жриц – гораздо больше. Их вера предписывает им заниматься лечением и утешением всех страждущих.

– Бабка-знахарка приходила, позвал её сегодня моего Бакаса посмотреть. Она его травками напоила, пошептала – Бакасу вроде легче стало, жар спал малость. Да только мне отчего-то боязно стало. Вот как вам рассказал, так и понял разом, что боюсь, как бы ночью за ним нечисть не пришла. Следа её мой сын всё ж-таки коснулся… Вдруг она, тварь эта, теперь власть над ним имеет?