Драконы грома
Шрифт:
— Независимость — это естественное право человека самому решать свою судьбу, — сказал рабочий поэт Чандр Бахадур. — Мы добыли ее сами, своими руками. И здесь, и в Малайе, и в Индии, и на островах Индонезии — повсюду такое стало возможным только благодаря вашей великой победе.
Нерушимость связи времен в преемственности людской памяти.
Печи Хатыни, памятники Лидице, Орадура, Бабьего Яра и белый обелиск в Городе Льва — как нерасторжимые звенья в цепи бессмертия. Высокого бессмертия, даруемого только вечной памятью благодарных потомков.
Пик Адама
Я
С тех пор прошло без малого десять лет. Кларк все реже покидал Коломбо, где прочно обосновался на постоянное жительство, и мы лишь обменивались с ним новогодними поздравлениями.
Но как только стало известно, что предстоит поездка в Шри Ланку, я сразу же решил навестить самого научного из фантастов мира в его «экзотическом», как часто писали в газетах, уединении. Признаюсь, что мною двигали не только профессиональный интерес и естественная симпатия, но и чисто человеческое любопытство. Однако сам по себе «феномен» Кларка, оставившего навсегда Англию и постепенно обрывавшего связи с западным миром, о чем постоянно заходила речь на международных фантастических форумах, лично мне не казался столь уж удивительным. Больше того, вспоминая наши беседы в каменном саду и у священного колодца храма Каннон, я даже думал, что понимаю, какие причины заставили Кларка сделать свой не столь уж неожиданный выбор. Были, наконец, и яркие исторические прецеденты. Гоген, например, оставивший Париж ради пальмовых рощ и розовых песков Таити. И все же… Мне не давала покоя отчетливая технотронная струя в творчестве Кларка, его ярко выраженная естественно-научная принадлежность.
Он закончил Лондонский королевский колледж по отделению математики и физики, обслуживал во время войны первую экспериментальную систему радарного обнаружения, считался блестящим специалистом в области связи. Широкую известность в научных кругах получила его пророческая идея об использовании спутников для радио- и телевизионной трансляции на дальние расстояния. Наконец, с 1950 года он занимал высокие посты председателя Британского Астронавтического общества и члена Совета Британской астрономической ассоциации. В 1961 году ему была присуждена высшая международная награда за популяризацию науки — премия Калинги. Все, казалось, ложилось на чашу весов с условным обозначением «Запад». Шумный успех блистательного фильма «Космическая Одиссея 2001 года», поставленного по кларковскому сценарию Стенли Кубриком; переведенная на все основные языки футурологическая работа «Черты будущего», которую просто немыслимо было бы создать без непосредственного контакта с учеными из Оксфорда, Кембриджа или Принстона, без личных наблюдений на Маунт Паломар или Грин Бэнк.
Но был и рассказ, может быть, лучший в мировой научно-фантастической литературе, «Девять миллионов имен бога», где явственно звучала струна ностальгии об утраченном машинной цивилизацией мире конечных истин. В его финале одна за другой гасли звезды, пока ЭВМ повышенной емкости комбинировала таблицы, составленные ламаистскими метафизиками. Была, наконец, целая серия книг, посвященных коралловым рифам Цейлона, удивительным приключениям под водой, ловцам жемчуга, искателям древних кладов: «Приключения в Индийском океане», «Сокровища Великого рифа», «Рифы Тапробана». Разве гидрокосмос менее увлекательная стезя, чем межзвездная бездна? Тем более, если он ежедневно принимает тебя в свои объятия? О том, что подводный мир Шри Ланки вызывает восхищение самых прославленных подводников, а Артур Кларк считается классным аквалангистом, я, разумеется, знал. Это были уже гири для другой чаши с условным ярлычком «Восток».
Выдающийся писатель, широко эрудированный ученый, разносторонний и любящий жизнь во всех ее проявлениях человек никак не вмещался в привычные ячейки, жанровые, социологические и прочие. Он был слишком широк для узколобых газетных заключений. Феномен хотели видеть не в личности человека, а в его поведении и выдумывали альтернативы, не чувствуя гармонии, присущей энциклопедисту, достойному эпохи Ренессанса.
Так думал я, собираясь на Шри Ланку.
И серьезной опорой для подобного умозаключения служил эпиграф, предпосланный автором к роману «Свидание с Рамой», классическому научно-фантастическому произведению на космическую тему, действие которого протекает в 2077 году, то есть через два-три поколения после «Космической Одиссеи»: «Посвящаю острову Шри Ланка, где я взошел по Лестнице богов».
Нужно ли говорить о том, что и мне безумно захотелось взойти по этим ступеням?
Пик Адама (2243 м) — не самая высокая точка Шри Ланки, но это священная гора, которую почитают приверженцы всех местных религий, равно как и атеисты, не признающие никаких богов. На вершине есть углубление, напоминающее оттиск гигантской ступни, которое называют стопой Бога. Буддисты, преобладающие на острове, принимает его за след Будды Шакьямуни, приверженцы Шивы — за след своего патрона, вишнуиты — за знак, оставленный богом Саманом, а мусульмане говорят, что именно здесь приземлился прародитель Адам, когда господь низвергнул его из Эдема. Насколько я смог установить, представители различных христианских церквей, не отрицая в общем версию Адама, больше склоняются к святому Фоме. Апостол-скептик, кстати, очень популярен в этом районе мира. В Мадрасе я нашел церковь, где согласно традиции якобы захоронены его мощи. По преданию, Фому забросали камнями брахманы, когда основанная им община стала приобретать все большее влияние на южноиндийском побережье. Но это так, отступление по ходу дела.
Короче говоря, сейчас молчаливо подразумевается, что знаменитая «Шри пала» — великий отпечаток, принадлежит многим богам и учителям веры. Поэтому, не вступая в религиозный спор, пилигримы со всех концов страны устремляются к Лестнице богов (теперь становится понятна множественность названия), чтобы взойти на вершину. Ланкийцы считают обязательным для себя хоть однажды совершить подобное восхождение, дабы очистить душу от повседневной суеты. Славный, хоть и нелегкий обряд (нужно преодолеть несколько тысяч вырубленных в скале ступеней) утратил религиозный смысл и превратился в национальную традицию. Начало ей положил еще в первом веке до нашей эры король Валагам Баху. Ныне это самое популярное место паломничества.
Выступают обычно ночью, когда восходит Луна и летучие собаки-калонги начинают чертить стремительные фигуры вокруг фонарей, хватая летящую на свет живность. Мириады светляков кружатся над горной тропой. Теплый ветер, насыщенный камфорой и ванилью, шелестит в священных деревьях возле древнего храма. Сквозь перевитый лианами лес, где ползучие корни взламывают камень и ржавые источники подтачивают крутую ступень, лестница выводит на широкие террасы. Там под праздничной, полной луной белеет сонный мак и больные звери ищут исцеления в мускатных рощах. Это преодоление ночи, близкое древним инициациям. При свете кокосовых факелов и карманных фонарей, ощупывая каждую ступеньку, толпы людей забираются все выше и выше за облака. Стремительный буйный рассвет паломники встречают уже на вершине. За первым зеленым лучом последует неистовство красок, лихорадочное, неправдоподобное, ткущее миражи. Вся котловина будет купаться в волнах тумана, словно на древней картине в стиле «чань», где над молочной рекой выступают лишь кроны отдельных деревьев.
Как передать запах этого насыщенного пряностями и сонной одурью джунглей тумана, его отчетливый привкус? Как осознать в словах навязчивую близость внутреннего озарения, что померещится за минуту до взрыва зари?
Прекраснейший из уголков нашей земли брызнет ртутными каплями черепичных крыш, когда сандаловым дымом истает рассветное молоко. Белые ступы, возведенные еще в прежнюю эру, засверкают золотыми навершиями среди развалин, олицетворяя движущий мирами творческий вечный огонь.
Донесется трубный рев черных слонов из заповедных лесов, трепет пробежит по бесчисленным пальмам, и яркая зелень риса обозначит путь ветра муаровой рябью.