Драконы Кринна
Шрифт:
«Теперь он будет считать меня жестокой, — сказала она себе. — Но я должна сохранить терпение и выдержать. Об остальном позаботятся время и природа. Кроме того, эта пещера слишком тесна, чтобы можно было выносить его запах».
Оливер лежал на соломенном ложе у входа в пещеру, нежась на солнышке нового года, когда увидел чужаков. Он нервно забил хвостом о землю, и встревоженная шумом друидесса поспешила выйти.
Дюжина похожих на тени фигур летели друг за другом надо льдом, эскадрилья направлялась на север к развалинам Нидуса.
Л'Индаша
Это были крылатые существа. Никогда раньше не приходилось ей видеть что-либо подобное. Резкими движениями, почти зигзагом, со зловещей грацией рептилий существа миновали границу леса и двинулись дальше, по открытой пустынной равнине. Их чешуя отливала тусклой бронзой с вкраплениями бледной патины, крылья медленно хлопали, как у пожирателей падали, оседлавших добычу.
С высоты, где находилась пещера, к счастью, по ветру от чудовищ, Л'Индаша уловила в морозном воздухе слабый запах металла и крови. Рядом заволновался и заурчал Оливер.
— Тихо, малыш, — успокоила его друидесса.
— Ттииххаа, — повторил за нею дракон и послушно затих.
Но той ночью он вел себя совсем не тихо, и друидесса с все растущей тревогой смотрела на его беспокойную темную фигуру у края обвалившегося обрыва. Оливер, расхаживая взад-вперед, вглядывался в развалины Нидуса — восходящая Лунитари заливала старый замок красным светом.
«О чем он думает? — спросила себя друидесса. — Что происходит в этой непроницаемой, нечеловеческой душе?»
Она знала: что-то взывает к дракону из руин — когда ветер шелестел сухой соломой на обрыве, Оливер урчал и скулил, неотрывно следя взглядом за чем-то, что двигалось вдалеке среди развалившихся стен и башен.
Когда он, наконец, заснул, ему приснился длинный драконий сон, он услышал странных крылатых существ. У всех них был один общий сон — их наследие, их судьба.
Чужаки именовались базаками, узнал Оливер. Их мысли пылали смятением и яростью. Они только помнили, что еще в яйце, пока они лежали, свернувшись кольцом, росли и ждали своего рождения, их коснулась странная магия.
Если бы время и природа шли своим чередом, базаки превратились бы в бронзовых драконов, таких как Оливер. Эти чудовища были из одного с ним рода, но их сущность была изменена и безвозвратно погублена злым древним умыслом. Вместо того чтобы быть драконами, они стали драконидами, меньше телом, слабее духом, а через пустоши Таман Бусук следовали со столь мрачным заданием, что мысль о нем лишь маячила черным, расплывчатым пятном в дальнем уголке сна.
Проснувшись следующим утром, Оливер поднял голову и испустил печальный крик навстречу затихающему ветру.
— С этого момента, — объявила друидесса, поднимая взгляд от камина, — дракон перестал быть послушным жизнерадостным существом, как это было весной, летом и осенью. Что-то изменилось в нем вместе со сменой года, и было очень важно, что превращение наконец произошло. Я была рада, несмотря даже на то, что для этого понадобились чудовища. Я уже думала,
Морт молча глядел в огонь, и на лице его играла загадочная улыбка.
Роберт кивнул:
— Так бывает на войне. Мальчик, встретившись с врагом лицом к лицу, больше не мальчик, хотя, прежде чем понять это, он может прожить не один год и пройти не одну битву. Он избавляется от всего детского. И рано или поздно входит во взрослую жизнь.
Л'Индаша улыбнулась:
— Странно, что ты это сказал, дорогой. К окончательному взрослению Оливера привела борьба характеров, но сначала я расскажу вам вот что…
Оливер начал охотиться. Сначала это была мелкая дичь: кролик, которого он перехватывал где-нибудь на равнинах и с осторожностью притаскивал в пещеру. Там он клал дрожащее существо на свое соломенное ложе, глядел на него где-то с час и засыпал. Кролик, пользуясь случаем, убегал.
Позже, с наступлением новой весны, дракон летал над каменистыми равнинами. Сначала он принес домой куст остролиста, затем амбразуру с развалин Нидуса, расшатанный фургон для сена и, наконец, свою первую убитую дичь — маленькую многоножку, над которой он размышлял не меньше недели, поскольку запах был так ужасен, что друидесса пригрозила вырастить на хвосте дракона грибы, если он не уберет мертвую тварь.
Примерно в то же время молодой Соламнийский Рыцарь, сэр Джеффри Бесстрашный, Рыцарь Меча, проезжал через Таман Бусук в поисках… ну, было не очень-то понятно, что ищет сэр Джеффри Бесстрашный. Он заехал очень далеко на восток от Башни Верховного Жреца и оказался один-одинешенек в землях, весьма враждебных его Ордену.
Возможно, рыцарь искал приключений и славы.
Также возможно, что он преследовал какую-то неопределенную мечту.
Что бы не двигало его вперед и ни тянуло дальше, сэр Джеффри Бесстрашный проезжал мимо деревень, где к соламнийцам относились с презрением и подобные ему считались самодовольными и назойливыми лицемерами.
Сэр Бесстрашный был превосходным представителем Соламнийского Ордена, рыцарем, о котором можно только мечтать.
Местные жители, зоркие на глаз и скорые на руку, не скупились на брань и не жалели гнилой репы. К тому времени, как Бесстрашный достиг Восточных Дебрей, его щит был забрызган грязью, залит помоями и забросан вещами слишком отвратительными, чтобы о них стоило говорить. Он устал от Кодекса и Меры и очень устал от запутанных правил Ордена, предписывавших ему сохранять достоинство, невзирая на насмешки, и не поднимать оружия против слабого.
Когда Джеффри достиг Халькистовых гор, неприятности уже просто избаловали его.
На окраине Неракского леса он наткнулся на пару охотников — крестьян с севера Нераки. Испугавшись его доспехов и огромного, сверкающего меча, они уронили освежеванного в поле оленя и спрятались среди деревьев.
Выросший среди соламнийской знати, среди огороженных земель и частных оленьих парков, сэр Джеффри принял оборванных людей за браконьеров и спросил голосом, лишенным всякой вежливости из-за множества перенесенных оскорблений, что именно они собираются делать с оленем.