Драконы Вавилона

Суэнвик Майкл

Самодовольно ухмыляясь, Вилл забрал свой выигрыш и отошел от столика. Как только Нат снова завел свою песню, вперед с криком «Ставлю три сотни, что я угадаю даму!» протолкался хоб.

Налим попался на крючок, теперь его нужно подтащить.

— Ты хочешь сыграть? Так на сколько ты там сказал? Поставишь сотню — получишь две, поставишь три — получишь аж шесть. Угадай даму, и ты при деньгах. Чернявая дама, чернявая дама, чернявая дама. Черная краля, царица ночи, la reined'Afrique [49] , угадал и выиграл. Раз… два… три. Выбирай.

49

Царица

Африки (фр.).

Налим уверенно ткнул пальцем в карту с загнутым уголком.

Нат тут же ее перевернул.

Теперь наступали сладчайшие мгновения, когда до налима доходило: он увидел картинку карты, уголок которой Нат успел загнуть, и эта была, конечно же, недама, чей уголок Нат столь же незаметно успел распрямить. Налим увидел, как его деньги исчезли в кармане Натовой куртки. Налим понял, что его надули, перехитрили, выставили полным идиотом. А еще, и это важнее, до него дошло, что он не может обвинить Ната в жульничестве, не признавшись одновременно в своем собственном бесчестном поступке. От растерянности пополам со злобой челюсть хоба отпала, его рот превратился в большую букву «о».

С привычным уже проворством Вилл скользнул за спину налима, его рука сжимала в кармане короткую тяжелую дубинку. Так, на всякий пожарный. Однако в данном конкретном случае данный конкретный хоб только возмущенно развернулся и ушел по каким-то своим хобячьим делам.

— Делаем ставки, делаем ставки.

Вилл снова стал оглядывать толпу — и увидел, что прямо на него смотрит да еще при этом слегка улыбается благопристойного вида хайнт в благопристойном же костюме-тройке. Для уличного мошенника он был слишком уж дорого одет. От него не исходило вайбов, свойственных леворукому братству, и уж точно он не был налимом. Так что же он тогда такое?

Раздумья Вилла были прерваны пронзительным свистом. Свистевшая в два пальца Эсме стояла у перекрестка на мусорном контейнере и энергично размахивала руками. Убедившись, что Вилл и Нат на нее смотрят, она указала на хуаку в форме городской стражи, который только что прошел мимо нее. Нат мгновенно сгреб карты и деньги и пошел вдоль кинотеатра, ничуть не беспокоясь о складном столике, а зеваки и кандидаты в налимы, у которых, как правило, не было особых причин любить жандармерию, рассеялись по сторонам, Вилл же направился прямо к стражнику.

— Арестуйте этого негодяя! — потребовал он, яростно жестикулируя. — Он мошенник и проходимец, он выманил все мои деньги! — Бронзоволицый хуака попытался пройти мимо Вилла, но тот опять заступил ему путь. — Он не должен остаться безнаказанным!

— Да уберись ты, на хрен, с дороги, — прорычал хуака и оттолкнул Вилла в сторону.

Поздно, слишком поздно. Нат уже исчез в узком проулке между «Рокси» и соседствовавшим с ним москательным магазином. Стражник угрожающе двинулся на Вилла, но тот щеголял деловым костюмом и сногсшибательным репсовым галстуком, так что хуаке было не понять, можно начистить ему морду или стоит поостеречься, поэтому он ограничился словесным разносом и добрым советом больше не попадаться. А Вилл забрал Эсме, а так как его учительница музыки приболела, а тренер по фехтованию должен был драться на каком-то турнире, а значит, никаких уроков у него сегодня не было, они провели остаток дня в Дарул-эс-Саламских аркадах за игрой на механическом бильярде.

Вечером они, как обычно, встретились в заднем помещении «Крысиного носа», где Нат регулярно держал совет. Ловчилы и тролли, сутенеры, спреты и карманники, спанки, лабверкины и хобтраши приходили и уходили, хлопали друг друга по спинам, обещали друг другу мелкие услуги. Еле слышным шепотом передавали информацию либо (что чаще) пустяковую, либо (во всех прочих случаях) крайне сомнительную. Вилл крутил в ладонях недопитый стакан с пивом и слушал. За

этот последний год он многому научился. Не только жульническим проделкам, посредством которых они с Натом набирали себе на мало-мальски сносную жизнь, но и просто обычаям этого города. Он узнал, что в Вавилоне «хрен ли ты уставился?» обозначает «привет», что «я, пожалуй, на тебя наеду» означает «дай мне десять долларов, и я буду смотреть в другую сторону», а «я тебя люблю» означает «снимай штаны и ложись на кровать, чтобы я могла зацапать твой бумажник и смыться».

Он узнал еще, что есть два вида магии: высокая и низшая. Высокая магия имеет дело с первоосновами бытия, и даже самое слабенькое, неумело наложенное заклятие может заполнить мелькающим «снегом» экраны всех телевизоров на мили вокруг. А потому любой, в том заинтересованный, мог быстро ее обнаружить. А вот низшая магия могла быть такой простой, как умение сдать нижнюю карту колоды вместо верхней или вытащить из уха монетку. При правильном исполнении обнаружить ее просто невозможно. Но если ты даже был настолько беззаботен, что дал себя поймать, у тебя, при достаточной доле нахальства, не говоря уж о сообразительности, всегда остаются шансы выбраться из этой передряги, используя в качестве оружия свой собственный язык. Так что в определенном смысле низшая магия была посильнее высокой.

Вот Нат — тот был насквозь пропитан низшей магией.

Но он ни в коем случае не был просто мелким жуликом. Нат проводил подготовительную работу — во всяком случае, он так утверждал — для какого-то крупного, рассчитанного на долгое время и сказочно доходного мошенничества. В каковых видах Вилл изводил почти все свое свободное время на бесконечные уроки: музыка, хорошие манеры, дикция, фехтование… Это последнее Вилл едва не бросил, увидев однажды, как неотесанный новичок, размахивавший шпагой словно шваброй, выбил клинок из руки его тренера. Но с другой стороны: «Это умение бесполезно, а потому высоко ценится, — как объяснил в свое время знаменитый фехтовальщик Сент-Вир [50] . — Если вы хотите убить благородного господина, воспользуйтесь пистолетом. Если хотите произвести на благородного господина впечатление, победите его в схватке на рапирах. Однако последнее гораздо труднее, и потому я советую вам учиться, учиться и учиться». Когда наступило временное затишье и никого, кроме них, в комнате не осталось, Вилл сказал:

50

Герой романа Эллен Кашнер «На острие клинка».

— «Три листика», Нат, как-то приелись. Они стали привычной тягомотной работой.

— В чем-то ты, сынок, и прав. — Нат наклонился и заглянул под стол, где Эсме по бессчетному разу перечитывала свое собрание комиксов. — Ну как у вас внизу дела, бабуленька?

— В поряде, — рассеянно сказала Эсме.

— Так когда же мы все-таки… — начал Вилл.

Через стену просочился тот самый хайнт. Он был весьма представителен и буквально лучился богатством — костюм-тройка с парчовым жилетом, сплошь расшитым солнцами, лунами и знаками зодиака, золотые часовые цепочки, свисающие петлями из каждого кармана. Его кожа была лиловой, как спелая слива.

— Том Никто, старый ты негодяй! — Он протянул вперед широко разведенные руки. — Я тут случайно услышал, что ты снова в нашем городишке.

— Теперь, дорогой мой Салем, я Нат Уилк. — Нат встал, они обнялись и стали с чрезмерным, словно на сцене, жаром тискать друг друга. А когда их страсть немного улеглась, Нат сказал: — А это, Вилл, достопочтенный Салем Туссен, олдермен.

У политика было крепкое рукопожатие, и, глядя Виллу прямо в глаза, он не то чтобы подмигнул, но что-то вроде, словно говоря: все мы здесь жулики, а потому должны держаться друг друга. Виллу он сразу понравился, но доверия не вызвал ни на грош.