Драконы Вавилона

Суэнвик Майкл

— Тогда скажи мне: зачем ты украла кольцо?

— А с чего бы тебя это вдруг взволновало?

— С того, что я хочу знать о тебе абсолютно все. Лишая брата его побрякушки, ты шла на огромный риск, и можно не сомневаться, что причины для этого были очень серьезными. Конечно же, они имели для тебя какое-то глубинное значение.

— Конечно же, были и, конечно же, имели. Но я не собираюсь о них говорить.

Вилл бросил ироничный взгляд на свою забинтованную руку и с той же иронией взглянул на Алкиону. Что должно было значить: Посмотри,

что я сделал ради тебя.

Алкиона отвела глаза.

— Ты просишь слишком многого. Я… слушай!

Где-то внизу зазвонил колоссальный набатный колокол.

От его звуков, хоть и глухих, словно шли они из центра земли, содрогались устилавшие двор каменные плиты. Алкиона встала.

— На меня наложили вынуждение вернуться в Мэральность. Мне под силу сопротивляться зову служебного долга только минуту-другую, не больше. Но я оставлю вместо себя свою заместительницу, чтобы она помогла тебе уйти из дворца.

Во дворе потемнело, его стены тошнотворно перекосились, Алкиона рывком открыла двустворчатую дверь, которой прежде в стене вроде и не было. За дверью обнаружился неглубокий чулан, совершенно пустой, если не считать высокого, от пола до потолка, бронзового зеркала. Она протянула к зеркалу руки, и в ответ ее отражение протянуло руки к ней. Две девушки схватили друг друга за запястья и стали тянуть: Алкиона отраженную — к себе, а та ее — внутрь зеркала.

Алкиона зацепилась ногой и качнулась вперед. Ее лицо на мгновение утонуло в блестящей бронзе, разделявшей два мира, но затем она отпрянула, ухватилась покрепче и вытащила свое отражение из зеркала во двор.

— Это — мой двойник, — пояснила она, — или, если хочешь, двойняшка. Вытащи его отсюда более-менее живым, — сказала она двойняшке, а затем повернулась и побежала в глубь зеркала, быстро тускнея и пропадая из виду; колокольный звон звучал все тише, а вскоре и вовсе заглох.

Вилл проводил Алкиону взглядом, а затем посмотрел на ее двойняшку. Они были совершенно одинаковые, вплоть до мельчайших подробностей.

— Наверное, мне это приснилось, — широко ухмыльнулся он.

— Лучше бы тебе не просыпаться, — отрезала двойняшка, — Может, она тебя и любит, но я-то уж точно нет.

— Так ты думаешь, она меня любит? — спросил Вилл, все еще продолжая ухмыляться.

— Если ее любовь столь же сильна, как мое нерасположение, то ты — наихудшее бедствие, свалившееся на нее за всю ее жизнь.

— Ты что, сбрендила?

— Позволь мне кое-что тебе объяснить. У этого нет никакого будущего. Единственное, что вас связывает, — это твой член, да и то весьма эпизодически. Ты молод и нахален и наивно считаешь, что этого вполне достаточно. У тебя нет ни образования, ни социального положения, позволяющего вращаться в тех же, что и она, кругах. Твой жизненный опыт, твои взгляды и ценности просто несовместимы с опытом и взглядами Алкионы. Тебе не понравятся ее друзья. Ей не понравятся твои. Ты без гроша за душой, а она богата, а значит, со временем

ты станешь паразитировать на ее богатстве. И даже произношение у тебя не такое, как надо.

— Препятствия для того и существуют, чтобы их преодолевать.

— Любовь преодолевает все. Да, конечно же, — закатила глаза двойняшка. — Эти высокородные эльфийские сучки — ущербные плоды инбридинга, они весьма аристократичны, солипсичны, подвержены приступам социопатии и внезапной беспричинной мстительности, то кровожадны, то сентиментальны, порою склонны к инцесту и постоянно — к самоубийству, страстны по случайному капризу и безнадежно унылы по натуре, совершенно непредсказуемы… Я могу понять, что привлекает тебя в Алкионе. Но она-то, она-то что в тебе нашла?

— Я могу сделать ее счастливой.

— А с чего ты взял, что она хочет быть счастливой?

— Какая женщина станет обнажать свои груди перед незнакомцами, зная наверняка, что они ее захотят и будут бессильны в этом влечении? — спросил Вилл. — Какая женщина станет красть кольцо, которое она может позаимствовать, стоит ей только спросить? Какая женщина разденет своего воздыхателя догола и скинет его в залив Демонов, даже ни разу не попробовав? Будет страстно заниматься любовью, а затем бросит его на свою двойняшку, так ни слова и не сказав о своих чувствах? Нет, мне кажется, не та, которая ценит свою судьбу, а та, которая с нею борется.

— А что ты реально для нее сделал? Заставил ее прогулять работу, испортил ее отношения с начальником, сделал ее предметом офисных толков. Ты, — двойняшка ткнула его в грудь пальцем, ноготок которого оказался очень острым, — настоящий разрушитель карьеры, это-то ты понимаешь?

— Если присмотреться и немного подумать, — раздраженно заметил Вилл, — ты ничуть не похожа на Алкиону.

— Дурак! Я она и есть — во всем, что имеет значение. Я… Закрытые было двери чулана с зеркалом резко распахнулись, и из них вылетел мантикор.

— Госпожа! — завопил он. — У нас чрезвычайная ситуация. Там… — Он на мгновение замолк. — А, приветик, Аноикла. Да и этот, укравший кольцо, тоже с тобой. Похоже, у нас тут свидание старых друзей.

— Фокус, тварь ты кошмарная! — накинулась на него двойняшка. — Что это ты там болтаешь о какой-то чрезвычайной ситуации?

— Похоже, там кто-то очень сильный и сплошь окутанный пламенем хочет ворваться в наш дворец. Хротгар пока что его удерживает, но с очень большим трудом.

— Наверное, это Пылающий Улан, — вмешался Вилл. — Боюсь, он ищет меня, — Он знал, что должен бы воспринять эту новость со значительно большей тревогой, знал, но не мог. Просто такой уж была его жизнь, и он уже к ней привык.

— Я вижу, что это известие не очень тебя огорчило, — холодно заметила Аноикла. — А ты-то куда намылился? — Последние слова были обращены к мантикору, который явно хотел улизнуть.

— Я хочу сообщить Флориану, что этот парень здесь, — потупился мантикор. — Это, ну, вроде как мой служебный долг.