Драконы зимней ночи
Шрифт:
И Тика, отчаянно расплакавшись, закрыла руками лицо.
— А мне наплевать, что там они скажут! Или подумают! — проговорил Карамон, и голос его отдался эхом под низкими сводами. Богатырь не стал утешать Тику. Он знал: если он к ней прикоснется, то совладать со своей страстью уже не сможет. — Да и что они могут подумать? Они же наши друзья. Они нас любят…
— Да знаю я, знаю! — всхлипнула Тика. — Все дело в Рейстлине, правда ведь? Я не нравлюсь ему. Он меня ненавидит!
— Не говори так. Тика, — голос Карамона был тверд. — Но даже если бы… и даже будь он сильнее… Какое
— И правильно! — Волосы, падавшие Тике на лицо, промокли от слез.
— Может быть. А может быть, и нет.
Что-то в голосе Карамона заставило девушку утереть глаза. Он повернулся к ней, и она подняла глаза.
— Послушай, Тика. Ты ведь не знаешь, что стряслось с Рейстом в Башне Высшего Волшебства. Никто из вас не знает. И никогда не узнает. А я знаю. Я там был. И все видел. Они заставили меня смотреть! — Содрогнувшись, Карамон провел рукой по лицу. Тика смотрела на него, замерев. Карамон тяжело вздохнул. — «Его сила спасет мир», сказали они. Какая сила? Внутренняя, наверное. Потому что его внешняя, телесная сила — это я… Я… я не очень-то понял, но тогда, во сне, Рейст сказал мне, что мы с ним — одна личность, которую Боги, прокляв, поместили в два разных тела. И мы нуждаемся друг в друге — по крайней мере сейчас… — Лицо великана омрачилось. — Быть может, когда-нибудь это изменится. Быть может, когда-нибудь он приобретет и внешнюю силу…
Карамон замолчал. Тика сглотнула и вытерла ладонью лицо.
— Я… — начала было она, но Карамон перебил:
— Подожди, дай договорить… Я люблю тебя. Тика. Очень люблю. И очень хочу, чтобы ты была моей. Не будь мы замешаны в этой дурацкой войне, ты бы стала моей прямо сегодня… Сейчас… Но я не могу. Потому что с этой минуты я должен был бы посвятить тебе всю свою жизнь. Я в первую очередь думал бы только о тебе, ведь ты этого заслуживаешь. Так вот Тика, я не могу дать подобного обета. Мой первый долг — это долг перед братом…
Тика снова заплакала, жалея на сей раз не себя, а его.
— Я хочу, чтобы ты была свободна, — сказал великан. — Ты еще встретишь мужчину, который…
— Карамон!.. — встревоженный зов Таниса нарушил мирную послеполуденную тишину. — Карамон, скорее сюда!
— Рейстлин! — ахнул тот и, не добавив более ни слова, кинулся из пещеры наружу. Тика проводила его взглядом и начала приглаживать растрепанные кудри.
Карамон тем временем ворвался в фургончик:
— Что случилось? Рейст?..
Танис угрюмо кивнул:
— Я только что его обнаружил… — И Полуэльф отдернул занавески, отгораживавшие комнатку мага.
Рейстлин лежал на деревянном полу. Лицо у него было белое, из угла рта текла кровь. Он чуть заметно дышал. Карамон опустился рядом с ним на колени и бережно поднял его.
— Рейстлин… — прошептал он. — Братик… Что случилось?
— Вот что, — Танис вытянул руку.
Карамон вскинул голову, и на глаза ему тотчас попалось Око Дракона. Он увидел, что оно вновь приняло свои первоначальные
— Рейст!.. — простонал он, прижимая брата к груди.
Рейстлин чуть шевельнул головой. Его веки затрепетали. Потом дрогнули губы.
— Что ты сказал? — Карамон склонился над ним. Слабое дыхание мага холодило его кожу.
— Мои… — прошелестел Рейстлин. — Заклинания… древних… Они мои… мои…
Его голова бессильно мотнулась, голос умолк. Но лицо излучало спокойствие и даже умиротворение. Он ровно дышал, а тонкие губы раздвинула победная улыбка.
4. НЕЖДАННЫЕ ГОСТИ
Проводив рыцарей, отплывших в Палантас, государь Гунтар отправился в свой замок, надеясь поспеть домой к празднику Середины Зимы. Поездка, занявшая несколько дней, оказалась не из легких: дороги развезло, грязь была по колено. Конь то и дело спотыкался, и Гунтар, любивший верного коня едва ли меньше, чем собственных сыновей, время от времени спешивался и вел его под уздцы. Надо ли удивляться, что в замок он прибыл насквозь мокрым, измученным и замерзшим.
Главный конюх сам принял у него скакуна.
— Пусть его хорошенько почистят, — наказывал Гунтар, не без труда покидая седло. — Приготовь теплой овсянки и…
Конюх терпеливо кивал, выслушивая подробнейшие наставления, хотя, правду сказать, выглядели они так, словно он в своей жизни живой лошади не видал. И верно, Гунтар готов был лично вести любимца в конюшню, но тут из дому появился старый слуга. Звали его Уиллс.
— К тебе пришли, господин, — сказал он, почтительно проводя Гунтара в замок. — Двое. Прибыли несколько часов назад…
— Кто такие? — спросил Гунтар без особого интереса: экая невидаль гости, особенно под праздник. — Небось, государь Микаэл? Мы с ним ехали врозь, но я просил его заглянуть…
— Какой-то старик, господин, — сказал Уиллс. — И с ним кендер.
— Кендер?.. — переспросил Гунтар не без тревоги.
— Боюсь, что так, господин. Но волноваться не о чем, — поспешно добавил слуга. — Я запер серебро в шкаф, а драгоценности госпожа отнесла в погреб.
— Прямо как в осаде! — фыркнул Гунтар. Однако прибавил шагу, идя через двор.
— Когда имеешь дело с подобными созданиями, никакой предосторожностью нельзя пренебрегать, господин! — Старый Уиллс поспевал за ним трусцой.
— Кто все-таки эти двое? Нищие, наверное? Зачем ты вообще их впустил? — Государь Гунтар начинал чувствовать раздражение. Он так мечтал о горячем вине со специями и о нагретом белье, да чтобы жена растерла спину, как она одна только умела. — Накорми их и дай денег, и пусть убираются. Да не забудь обыскать кендера!
— Я так и собирался поступить с ними, господин, — оправдывался Уиллс. — Но дело в том, что какие-то они больно уж странные, в особенности старик. Сумасшедший, по-моему. Притом что умный — страсть! Знает что-то, только вот пойдет ли это знание впрок нам и ему…