Драконья алчность
Шрифт:
— Дедушка, мы вправду хотели только купить немного еды… Свои припасы мы потеряли, когда проезжали через заброшенный монастырь, на той стороне Хо.
Окошко захлопнулось, и почти сразу же раздался негромкий стук, после чего одна створка немного подалась назад. В образовавшуюся щель выступил маленький старичок, одетый в аккуратный, хотя и весьма скромный халат из темно-синей гладкой ткани. Его голова была прикрыта небольшой шапочкой и весьма замысловатой формы, морщинистое лицо украшали длинные, вислые седые усы, а в руках у него была довольно большая суковатая дубина.
— Вы ехали
Старик был сильно удивлен.
— Да, — ответила девушка. — Мы думали таким образом сократить путь…
Дед недоверчиво покачал головой, а потом, еще раз оглядев нас, неожиданно толкнул воротину и вздохнул:
— Въезжайте…
Мы медленно въехали во двор и спешились. Я быстро отвязал мешок своего учителя от седла и кивнул Гварде, чтобы он следовал за мной. Поганца не было ни видно, ни слышно. Из двух больших будок, пристроенных к стене домика, на нас недобро поглядывали большие, гораздо больше Гварды, рыжие собаки, но поглядывали молча. Дед закрыл ворота и заложил их здоровенным брусом, после чего обернулся и проговорил:
— Пойдемте в дом, хозяйка сейчас накроет вам покушать…
Мы направились вслед за хозяином к дому, причем синсин двинулся рядышком, плотно прижимаясь к моим ногам и не сводя глаз с собачьих будок.
Внутри небольшой домик старика был разделен на две половины. В первой была устроена небольшая кухонька с очагом, над которым, видимо, варили пищу, и с большим обеденным столом, окруженным простыми лавками.
— Присаживайтесь… — негромко бросил дед, а сам прошел к внутренней двери и, приоткрыв ее, позвал: — Мать, гости у нас, покорми их чем-нибудь…
В ответ раздалось какое-то ворчание, на что дед чуть раздраженно ответил:
— Да они заплатить обещают!…
На этот раз ворчание стало яснее, и я смог разобрать:
— Обещают, обещают… Все тебе кто-то чего-то обещает!… Вот только потом…
Дверь распахнулась во всю ширину, и через порог переступила невысокая дородная старушка в таком же, как у деда темно-синем халате и мягких войлочных тапочках. Однако, увидев нас и чуть задержав взгляд на Шан Те, она быстро прошла в дальний угол кухни, достала большой медный таз и, поставив его на небольшую лавку, налила в него воды из висевшего над очагом большого котла. Обернувшись, она совершенно другим голосом предложила:
— Иди сюда, доченька, умойся с дороги…— Потом, стрельнув глазом в мою сторону, добавила: — И ты иди руки сполосни…
Тут она наконец заметила Гварду и, уперев руки в бока, потребовала:
— А собаку свою вы на двор отправьте, не место псине в доме!…
— Но это не собака, — как можно вежливее возразил я. — Это благородный синсин!
— Ишь ты, благородный!… — недобро улыбнулась старуха. — Люди и те еще не все благородные, а тут, глянь, собака благородная!…
— Я, бабушка, не собака!… — коротко тявкнул Гварда. — Не выгоняй меня во двор, там у вас собаки злые…
Бабуля открыла рот и изумленно уставилась на синсина. Только через долгую минуту, когда Шан Те уже умылась, старуха смогла произнести:
— Говорящая собака!… Это ж надо!…
— Не говорящая собака, — фыркнул дед, — а синсин!… Помнишь, я тебе рассказывал, что в прошлом году видел
И вдруг он замолчал, отвернулся и поспешил к входной двери.
Бабка тоже, чуть вздрогнув, словно очнувшись от какогото наваждения, повернулась и, открыв небольшой ларь, стоявший около очага, принялась вытаскивать из него и расставлять на столе столовую утварь.
Я вслед за Шан Те тоже умылся и уселся рядом с девушкой за стол. Бабушка между тем поставила на стол большое блюдо с уже знакомой мне соргой и несколько маленьких мысочек с соусами, среди которых я немедленно углядел и опробованную крапиву тан. Шан Те, увидев эту приправу, улыбнулась и метнула в мою сторону быстрый взгляд. Кроме сорги на стол была поставлена какая-то рыба в маринаде и наломанные кусками лепешки. Вернувшийся дед водрузил посреди стола запотевший кувшин, на что бабка немедленно прореагировала язвительным замечанием:
— Ну, смотри, ты, старик, прям пиршество устраиваешь!
— Пиршество не пиршество, — смущенно проговорил дед, — а ребята через развалины прошли!…
И он принялся наливать в поставленные старухой кружки темное пахучее вино.
Дед и его хозяйка тоже подсели к столу, и, когда мы, пригубив вина, принялись за трапезу, старик поинтересовался:
— Значит таки, можно еще старой дорогой пройти?…
— Что значит «старой дорогой»? — переспросил я.
— Ну, я подумал, — чуть запнувшись, пояснил дед, — что раз вы мимо монастырских развалин шли, значит, путь-то из Гуанчу держите?… Иначе что б вам в развалины-то проклятые залезать!…
— Вы правы, дедушка, — ответила Шан Те. — Мы вчера утром из Цуду выехали…
— Ну, вот, — почему-то обрадовался дед. — Значит, через болото снова дорога есть!…
Однако я вынужден был разочаровать его:
— Нет, уважаемый, дороги через болото нет…
— Но… вы-то прошли!… — удивился дед.
— Мы прошли, но я никому бы не советовал повторить нашу попытку.
Старик огорченно покачал головой:
— Неужели это никогда не кончится?!
— А что случилось-то?… — сочувственно спросил я.
— Да вот болото это! — горько проговорил старик. — Ведь не было там никакого болота, конечно, место было низкое, но вполне проходимое и безопасное. И если ехать из Гуанчи в Пакит, то это был самый короткий путь. Правда, многие не любили ездить через развалины храма, там, говорят, нечисть какая-то водится и особенно буйствует та нечисть как раз в это время года. Потому-то этот путь так никогда основным и не стал, и все-таки многие, очень многие ездили именно этой дорогой, потому и переправу на Хо наладили, и деревенька наша процветала — через нее много народу проходило, и всем что-нибудь нужно было… А как перестали люди коротким путем ездить, так и пришла беда в нашу деревеньку. Если в город соргу, овощи да рыбу на продажу возить, разве ж наберешь денег, чтобы Дань Желтому владыке выплатить?! Там таких торговцев, как мы, полно! Вот мы сейчас собираемся в Пакит на праздник Сбора Дани, а дани-то за всех и нет! Значит, придется нашим детям либо нам самим… статус терять. А какой у нас статус? Всего-то и есть что свобода!… Выходит, кому-то в рабство идти!