Драконья доля
Шрифт:
— А нужно?
— Нужно. — Смеха в голосе поднимающегося по крутым ступеням Тиваля уже не было. — Патрульные бандитам как кость в горле. Заметила, каких мы псов держим?
Ну, ещё б не заметить трёх серо-пегих зверюг во дворе, каждая с телёнка размером. Волкодавы.
— Было пару раз, что на нас разбойники нападали. Правда, вот уж четыре года, как тихо. Но лучше быть готовыми.
— А зачем нападали? Тут же, наверное, денег больших нет?
— Зато есть оружие, лошади, снаряжение. И, главное, эти идиоты считали, что если перебьют нас, смогут оседлать дорогу и спокойно грабить обозы.
— А смогли бы?
— Да жди! В последний раз у нас как раз ночевал один приезжий. Не знаю как,
Хотела. Только не уверена, что у меня хоть что-то получится. Управляться с мечом и махать поварёшкой — две большие разницы!
— Ладно. Смотри, вот мы и пришли. Это твоя комната. — Тиваль толкнул деревянную некрашеную дверь с железной ручкой.
Ух ты, большая! Кровать настоящая, деревянная, не тюфяк какой на полу. Две подушки, пёстрое лоскутное одеяло. На полу у постели — цветной тряпичный коврик. У стены — габаритный сундук, над ним полки. Рядом зеркало в деревянной раме. У окна — стол с парой стульев… А в столбе солнечного света, падающего из окна, пылинки пляшут — выходит, окна тут на юго-запад.
— Бросай здесь свой мешок, и пойдём на кухню, познакомлю тебя с Оласой и Марлиной.
Когда мы уже спустились в нижний коридор, навстречу попался невысокий русоволосый парень с глазами зелёными, как у меня самой.
— Привет, Тиваль! Вернулся?
— Привет, Эста!
— А кто это с тобой?
— Познакомься, это Суна. Если ей у нас понравится, останется тут помогать.
— Привет, Суна. — Парень отвесил мне изящный поклон.
Я настолько растерялась, что в ответ машинально присела в книксене и произнесла:
— Доброго дня, лорд Эста!
— О, сразу лорда распознала, слышал?! — усмехнулся зеленоглазый.
— А говорила, что из деревни… — удивился Тиваль.
Я смутилась.
Гремевшая кастрюлями на кухне Оласа оказалась напором и наскоком Батьке под стать — меня с порога закрутили, завертели, рассматривая, ощупывая и расспрашивая. А потом тут же велели ополоснуть руки и усадили чистить морковь.
— Ну, всё, я пошёл, — попятился к двери Тиваль. — Если что, найдёшь меня внизу, как раз под твоей комнатой. А если там нет, значит, я на стрельбище или в конюшне.
— Постой-ка! — окликнула уже почти смывшегося Тиваля Оласа. — Раз зашёл, натаскай-ка дров, а то кончаются! Да, и вода тоже нужна!
Я отвернулась, пряча улыбку. Эх, бедный Тиваль, не успел удрать — припахали!
Но вообще огневолосая Оласа приглянулась мне с первого взгляда — очень живая, симпатичная, круглолицая, с тёмными, почти чёрными глазищами. Даже россыпь веснушек на носу и щеках её не портила. И за словом в карман не лезет. А делает всё споро, быстро, играючи, как вихрем крутит. С такой рядом должно быть легко. Интересно, сколько ей лет? На вид чуть за двадцать… А тогда почему ещё не замужем?
— Я закончила! — доложила о почищенной морковке.
— Молодец! Теперь порежь соломкой, это в маринад для рыбы.
Потом я чистила полведра неизбежной картошки впрок, к завтраку, затем, хлюпая носом, резала лук, после потрошила рыбу, попутно приглядывая за варящимся рисом… Для меня главным было, что всё это можно было делать, сидя на табуретке, а не на неудобной тряской конской спине — поясница и бёдра продолжали ныть, протестуя против непривычного способа передвижения.
Вернулся Тиваль — сначала с дровами, затем с вёдрами… Последние поставил у самого порога, подмигнул мне и, пока Оласа не засекла, отступил на цыпочках и беззвучно растаял в полумраке коридора. Смылся.
— Ну, всё! Ужин готов, а на завтрак картошку
— А посуду потом мыть? — удивилась я.
— Это уж сами парни. С парой тарелок каждый справится. Я их особо не балую, а то на шею сядут. В поле себе котелки моют? — значит, и тут могут. Хватит того, что готовим и стираем. Кстати, уборка в комнате — тоже личное дело каждого. Мы только кухню со столовой да Батькин кабинет в порядке держим. Начнут просить помочь — на уговоры не поддавайся, а отсылай прямо ко мне. Да, ты сама-то готовишь хорошо?
— Картошку сварю, мясо пожарю, — отозвалась я. — Ещё бабушка замечательно пироги с грибами и капустой пекла из дрожжевого теста, а я помогала. Но не знаю, выйдет так у меня одной или нет.
— Пироги я тоже вроде умею. Попробуем потом вместе. Пойдём, я тебе бельё для кровати дам и покажу, где мы моемся.
Пока накрывали с Оласой на большой стол в комнате по соседству с кухней, заглянули ещё двое парней — братья Лэш и Лир — лет двадцати, черноволосые, широкоплечие, симпатичные и — судя по интересу в глазах — жутко голодные. Я так и не поняла, кто из них старший, болтали они наперебой и запутали меня совершенно. Закончилось тем, что размахивающая полотенцем Оласа выгнала обоих.
— Летают тут всякие, жужжат, как мухи, — и подмигнула мне.
Я неуверенно улыбнулась в ответ.
За ужином было шумно — патрульные балагурили, смеялись, подкалывали друг друга, вспоминали какие-то давние случаи — то бестолковых путников, застрявших на дороге, то общих знакомых в Суре. Я тихо сидела между Оласой и Тивалем и чувствовала себя не в своей тарелке. А когда ко мне обращались, смущалась и старалась отвечать коротко, односложно.
Очутившись наконец в кровати, долго ворочалась с боку на бок, пытаясь разобраться во впечатлениях, нравится мне здесь или нет? Вот сама не знаю. Я-то думала, мне веселья с разговорами не хватает, как в деревне с подружками было, а выходит, всё не так. Оказалось, что когда все вокруг такие говорливые да шумные, я, привыкшая вперёд не высовываться и без дела рот не открывать, чувствую себя будто рыба на берегу. Так свободно я вести себя не умею. И рассказать мне особо нечего. А то немногое, что было — о Янисе и о том лорде, — предпочла бы не вспоминать.
Первая неделя пролетела незаметно. Я крутилась с утра до вечера — готовила, стирала, подметала комнаты и двор, кормила кур, стараясь не сидеть без дела и помогая Оласе, и дни мелькали, как спицы в быстро катящемся колесе. На деревьях уже по-настоящему набухли почки, днём маленькими жёлтыми солнышками цвела мать-и-мачеха, там, где уже подсохла земля, пробилась ярко-зелёная свежая трава.
Хозяйство у патрульных было немаленьким — не просто заимка, а настоящая усадьба. Посередине — на самой вершине холма — стоял большой двухэтажный дом из толстенных сосновых брёвен. А ещё была конюшня на два десятка лошадей, скотный двор, курятник, пара сараев для разных надобностей, здоровенный амбар непонятного назначения, имелась даже небольшая кузня, где Онисий лично ковал подковы. Чуть ближе к лесу особняком красовалась свежим срубом новая пятистенка Марлины. Муж её — Форт — был сейчас в отъезде, следил за починкой того самого уплывшего с паводком моста. На опушке же располагалось стрельбище с насаженными на колья соломенными чучелами и намалёванными на липовых щитах кругами мишеней. А на склоне, обращённом к большаку, высилась деревянная обзорная башня: поднимись наверх — и тракт на пару лиг в каждую сторону как на ладони.