Дракула бессмертен

Стокер Дейкр

Наконец разум юноши прояснился. Схватив Дракулу за плащ, он притянул его к себе, насколько позволял утопленный в груди нож, и посмотрел прямо в глаза.

— Ты убил моего отца!

Он ожидал, что последует борьба, но Дракула лишь улыбнулся. Частички обожженной плоти опадали с уголков его рта.

— Квинси, — промолвил он спокойным голосом, — разве ты еще не понял? Я не убивал человека, которого ты знал как своего отца. Квинси, твой отец — это я.

Потрясенный до глубины души, Квинси выпустил Дракулу из рук, и вампир рухнул на лестницу. Но уже через мгновение юноша кинулся вперед и вцепился обеими руками в рукоять «кукри».

— Ложь!

Дракула

не пытался сопротивляться. Он раскинул руки в стороны, предоставляя нож, а вместе с ним и свою жизнь, в полную власть Квинси.

— Попробуй, если осмелишься, — с вызовом произнес вампир.

Видимо, последние силы Дракулы иссякли, потому что облака окончательно рассеялись. Теперь лучи солнца озаряли всю его фигуру.

Настала минута, о которой предупреждал ван Хелсинг. Кто он — хилый мальчишка или мужчина, которому достанет мудрости и силы, чтобы довести начатое до конца? Квинси смотрел на человека, которого всегда считал врагом, на того, кто назвал его сейчас своим сыном. Из-под одежды Дракулы просачивался дым, оголенные конечности начали тлеть. Квинси колебался. Всадив нож по самую рукоятку, он станет таким же убийцей, как и демон, лежащий перед ним. Это ли уготовано ему Богом?

— Ты ведь хотел знать правду, не так ли? — проскрежетал Дракула. — Правду, которую от тебя так отчаянно скрывали… Я познал твою мать раньше твоего отца, ты плод моего семени. Моя кровь течет по твоим жилам.

Боль вновь пронзила голову Квинси, и он попятился, выпустив нож из рук. Теперь в его голове звенел голос Мины. Прости меня, сынок. Он говорит правду.

Все, во что Квинси верил, чем жил, оказалось ложью. Он опустил глаза на Дракулу. Кожа вампира истаивала на глазах, но Квинси солнечные лучи не причиняли никакого вреда. Он все еще оставался человеком… Значит, свободы принимать решения у него никто не отнимет. У него есть выбор.

— Я сын Джонатана Харкера и раб Божий.

Дракула бросил долгий взгляд на Мину. Лицо его выражало покорность и смирение.

Затем он поднялся с земли и прыгнул с края обрыва, мгновенно обратившись в огненный шар.

Солнце сделало свое дело. Свет победил тьму.

Юноше оставалось лишь беспомощно наблюдать, как пылающий кусок плоти пролетел три сотни футов и врезался в беснующиеся морские волны. За спиной истошно закричала мать. Квинси ничего не почувствовал.

Труп Дракулы рухнул в море и тут же исчез из виду, оставив след из черного дыма. Мина зашлась в отчаянных рыданиях. Она так долго боролась со своими истинными чувствами, столько времени потратила зря…

От ее рук поднимался дым. Лучи солнца, попадая на кожу, причиняли жгучую боль. Мина успела сделать еще несколько шагов по кладбищу, прежде чем силы окончательно ей изменили. Упав, она поползла на локтях и коленях, процарапывая путь когтями, стремясь добраться до сына. Возможно, теперь, узнав правду, он взглянет на ее выбор новыми глазами и сумеет ее простить. Она так нуждается в его прощении…

Но он даже не обернулся — просто стоял на краю обрыва, глубоко погрузившись в раздумья.

— Уедем вместе, сынок! — взмолилась Мина. — Я многое должна тебе рассказать, ко многому тебя подготовить.

Квинси опустил взгляд на свои руки, измаранные кровью и грязью, и произнес слова, которые ударили в сердце Мины больнее, чем любой осиновый кол:

— Моя

мать мертва.

Он повернулся к ней спиной и побежал прочь, не оборачиваясь.

Глядя ему вслед, Мина чувствовала бесконечную пустоту. Да, она спасла сына, однако победа далась слишком тяжелой ценой. И все же оно того стоило: Квинси остался единственным хозяином своей судьбы.

Зато ее теперь ждало одиночество. Все, кого она любила, мертвы. Ей предстоит провести вечность одной. Какой прок от бессмертия, если не с кем его разделить?

Мина заковыляла к обрыву. Ноги ей лизали языки пламени, но боли не было — только ощущение, что жизнь подошла к концу. Она жаждала вновь увидеть Джонатана, Люси… всех друзей. Мечтала воссоединиться с темным князем. Путь выдался долгий и трудный; пора возвращаться домой. Она подняла руки к небу, вверяя свою душу Богу: Он прозреет ее сердце и в своей божественной мудрости простит ее.

На мгновение Мина зависла на краю обрыва, затем чуть подалась вперед — и через секунду уже летела вниз.

Вода и предательские скалы встретили ее. Один миг она созерцала собственное отражение в ореоле пламени, в следующий нахлынула темнота — и давно заслуженный покой.

Глава LXIII

Матрос Джон Коффи еле волочил ноги. Он допоздна пил в трюме с товарищами по команде и теперь пожинал плоды бурной ночи.

День был облачный, хотя солнце то и дело выглядывало из-за туч. Море волновалось. Огромный океанский лайнер стоял на якоре в двух милях от гавани Куинстауна, так как его габариты — чертовски внушительные! — не позволяли подойти к местному причалу. «Какого лешего строить такие громадины?» — думал моряк. Кому они хотят угодить? Ясное дело, не команде. На таком гигантском корабле на одного моряка приходился гораздо больший объем работы за ту же скудную плату.

Когда лайнер вставал на якорь вдали от берега, пассажиров доставляли в порт и обратно на пароме. Джону Коффи изрядно повезло, что этим прохладным утром его закрепили за «Америкой» — одним из небольших пассажирских паромов. В Куинстауне он родился, но о посещении близких речи не шло: ему был дан приказ как можно быстрее обернуться туда и обратно. Огромный океанский лайнер вышел в первое плавание, и его владельцы всерьез настроились побить все рекорды скорости на пути в Нью-Йорк.

Коффи ходил в море два с лишним года, истирая руки в кровь за сущие гроши. Больше, чем на этом лайнере, ему еще нигде не платили, хотя скопить деньжат не получалось и здесь.

«Америка» подняла якорь и пошла в сторону порта. Дела в Куинстауне нашлись у семерых пассажиров. Пока суденышко неспешно пересекало бухту Коб, Коффи не спускал воспаленных глаз с собора святого Колмена, примостившегося на склоне холма. Строительство храма началось более сорока лет назад; судя по лесам, выросшим на колокольнях, недалеко и завершение. С 1891 года, когда пароход «Невада» увлек навстречу новой жизни первую партию ирландских эмигрантов, Куинстаун стал воротами в Америку. Хотя Коффи не раз бывал в Нью-Йорке, сердце его всегда тосковало по родному приморскому городку. А еще, как назло, паром должен был высадить пассажиров на тринадцатом причале. Несчастливое число! Неплохо бы помолиться в церкви, прежде чем пускаться в открытое плавание на этой огромной посудине…