Дракула иной
Шрифт:
«Каков путь?» – мыслила она вновь и вновь в одиночестве у раскрытого окна тёмной комнаты. Дрогнет рука Влада пред одним, взамен покарают других невинных душ. Юная, чистая, непорочная, разумная, она тяготилась мыслями о нём. От бесконечных кровопролитий, должно быть, душа его изнывала, а потому где-то глубоко в очах его она прочла страдание и муки, от которых не было спасения. Лишь в любви… В ней нашёл он то священное пламя избавления – в любви и доверии, желании стать отцом, прожить оставшиеся дни во благо.
Светало. Тёмное небо едва подёрнулось голубой рябью лёгких перистых облаков, а откуда-то с гор потянуло тоненькой струёй кристально чистого прозрачного
В последний раз наглядеться в одиночестве на виды земли родной – уже к вечеру она даст согласие и станет супругою, венчанною князю своему, и позабудет о девичестве, разделив жизнь и удел с мужем любимым. А пока – вдоволь надышаться бы с возвышенным чувством раскрывшейся радости на душе. Не одинока боле, её ждёт половина, Богом вверенная.
На следующий день Милена дала согласие, получив благословение родителей и духовенства.
Венчание назначили тут же, в маленьком храме при дворе князя Молдовей Алексэндрела, чей отец был братом родным матери Влада, княгини Василики. Торжество играть было решено следующим месяцем после поста, в пору светлых празднований священных.
Коротая дни помолвки, влюблённые встречались всякий раз, как Влад был волен в личном времени. Вместе они наслаждались чтением книг, прогулками в саду, тёмными вечерами наблюдали звёзды в небе, две из которых, верно, падали с небес, устремляясь ближе к горам земным. Милена смиренно приняла участь свою – стать опорой во всём возлюбленному князю, уверовав в предназначение великой свершившейся любви, пред которой беспомощна даже сама смерть. Зачитываясь библейскими песнопеньями, влюблённые мыслить забыли о жизни в неведении друг о друге. Любовь вечная. Более ничего не властно в мире. Ничто не спасает душу человеческую, как сама любовь, которая и есть Бог.
– Это персидская поэзия, – ласково шепнул Влад, наблюдая за ликом любимой. Взор её вдруг наполнился светлыми слезами, которые она неуклюже пыталась скрыть, часто прикрывая веки.
– Невероятно! Эти стихи… Они потрясают! Великолепный слог и смысл каков!
– Позволь, я прочту их полностью для моей возлюбленной: поэт Мавлана Джалал ад-Дин Мухаммад Руми.
Зачем нам различать эту и грядущие жизни,Если мы родимся вновь…Зачем разделять то, что было и будет,Зачем забывать нашу прошлую жизнь…Клянусь и грядущее нас не погубит!Ты только за душу покрепче держись…И в этой, и в прошлой, и в будущих жизняхМы были и будем с тобою всегда!И– Я тронута до глубины души… Всё, о чём твердит Песнь Песней, в малой рифме!
– Может стать клятвой…
– Давай возьмём его для венчания?!
С умилением преклонившись пред Миленою, князь одарил поцелуями руки её.
– Великолепно!
– Кем же была любимая этого философа?!
– Право, ведать, кем она была, любопытно. Но мы уж не узнаем этого. Важнее познать самих себя. Знать, кто мы, – молвил Влад, провожая возлюбленную присесть на широкое кресло большой читальной комнаты. – Хочу познакомить тебя с родом своим.
Он развернул на массивном дубовом столе старинный свёрток, потемневший от времени. Но рисунки его сохранили яркие очертания родословного древа, явив предков – правителей.
– Это мой дедушка, Господарь Мирча чел Бэтрын, он добился процветания Валахии и укрепил христианство… А вот прадед из рода правителей Басарабов, его звали Раду. – Влад умолк на миг, понуро осунувшись, словно окутало его забвение, в котором безвольно водил он перстом по холсту. Мягкие черты лица его вдруг обострились, уголки губ узкой нитью потянулись вниз, а взор застыл. – В его честь назван мой младший брат.
– Где он сейчас?
– Нас отдали вместе туркам. Он среди янычар… Султан оставил его.
– Для чего?
– Для поверки моей.
– Поверки?
– Чтоб оставить Валахию в своей власти. Не венгерскому королю…
– Что будет с ним, если случится переворот?
– Нельзя это допустить, коль вернусь к власти – того не будет.
– Раду заберёшь?
– Не знаю. – Князь вновь отвердел взором своим, так, словно умалчивал о тяготах душевных.
– А если ты станешь не угоден и султан пожелает сделать наследником твоего брата?
– Если Раду вернут – приму его, как подобает принять наследника законного. Мы Басарабы, потомки Токтемира. Он был ханом половецким. – Влад обвёл пальцем верховную часть вьющейся нити родственных уз на разостланном поверх изображении, добавив: – Мы будем править вместе. Как мой дядя и отец Алексэндрела.
– А позволит это султан, если пожелает его оставить на Валахии?
– Я не отдам то, что принадлежит нам, туркам. И не им это решать. Мы будем договариваться.
Милена взглянула на него богобоязненно и одновременно восхищённо, промолчав в ответ, устремилась за жестом возлюбленного, указывающего на новый виток рода, изображённого на полотнище.
– Мой отец. Влад Дракул Второй – от него я унаследовал прозвище. Его не стало, когда я служил султану.
– Что случилось с ним?
– Это мне предстоит выяснить, когда вернусь в Тырговиште. Он и Мирча, мой старший брат и наследник, они умерли в один день.
– В один день?! – С содроганием Милена услышала в признаниях жениха потаённый смысл. «Убиенные», – крутился в её душе ужас, отразившийся на лице. – Боже, Влад!
– Я прознаю всё. До самых сокрытых тайн. И если они были погребены не с почестями… Велю исправить. Но прежде…