Дракула
Шрифт:
Мне стало жутко, и я начинал уже верить словам Ван Хелзинка, но ведь если она действительно была мертва, то какой смысл снова ее убивать? Он взглянул на меня и, очевидно, заметил перемену в моем лице, потому что как-то торжествующе спросил:
— А теперь ты веришь?
— Не торопите меня. Я готов это допустить. Но как вы исполните свой кровавый долг?
— Я отрублю ей голову, набью рот чесноком и вобью кол в ее тело.
Я содрогнулся при мысли, что так исковеркают тело той женщины, которую я любил. И все-таки чувство это было не так сильно, как я ожидал. В сущности, теперь я начинал содрогаться от присутствия этого существа, этого «He-мертвого» существа, как Ван Хелзинк называл это, и я чувствовал
Ван Хелзинк долго над чем-то раздумывал; наконец, закрыл саквояж и сказал:
— Я передумал. Если бы я решил исполнить свое намерение, то сделал бы это сейчас же, но может возникнуть масса осложнений, которые могут оказаться гораздо неприятнее, чем мы себе представляем. И вот почему! Она еще не погубила ни одной жизни, хотя времени было достаточно, и если бы я теперь это сделал, то обезвредил ее навсегда. Но для этого нам нужен Артур, а как ему обо всем рассказать? Если ты не поверил мне, ты, который видел ранки на шее Люси, затем такие же ранки у ребенка в госпитале; ты, который видел вчера ночью гроб пустым, а сегодня занятым этой женщиной, которая не только не изменилась, а даже порозовела и похорошела, несмотря на то, что прошла уже целая неделя со дня ее смерти — ты, который видел ту белую фигуру, принесшую вчера на кладбище ребенка; чего же можно ожидать от Артура, который ничего об этом не знает и ничего не видел. Он усомнился во мне, хотя я лишил его возможности проститься с ней так, как он должен был бы сделать; но теперь по незнанию он может подумать, что мы похоронили ее живой и, чтобы скрыть нашу величайшую ошибку, убили ее. Он станет ненавидеть нас за это и, таким образом, будет несчастен всю жизнь.
Поэтому я решил сделать все в его присутствии. Завтра в десять часов утра ты придешь ко мне в гостиницу Беркли. Я пошлю за Артуром и за тем американцем, который тоже отдал ей свою кровь. Потом всем нам придется много поработать. Я дойду с тобою до Пикадилли и пообедаю там, так как мне необходимо еще раз вернуться сюда до захода солнца.
Мы закрыли склеп, ушли, перелезли через кладбищенскую стену, что было не очень трудно, и поехали обратно на Пикадилли.
27 сентября.
Друг Джон!
Пишу на тот случай, если произойдет что-нибудь непредвиденное. Иду один на кладбище. Меня радует, что сегодня ночью «He-мертвой» Люси не удастся выйти, так что завтра ночью оно выявится еще определеннее. Поэтому я приделаю к склепу то, чего она не любит — чеснок и крест, и таким образом запечатаю гробницу. Она как «He-мертвое» еще молода и будет осторожна. Кроме того, это препятствует ей лишь выйти, но не отвратит ее от желания выходить: когда «He-мертвое» в отчаянии, то ищет выхода там, где меньше всего сопротивления. Я буду находиться поблизости от заката до восхода солнца, и если представится что-нибудь интересное, то я своего не упущу. Люси я не боюсь, но побаиваюсь того, другого, из-за которого она «He-мертвое»; у него теперь есть право и власть искать ее могилу, и у него она может найти защиту. Он хитер, судя по словам Джонатана и по тому, как он околпачивал нас, играя жизнью Люси; да и вообще «He-мертвое» во многих отношениях очень сильно. Оно обладает силою двадцати людей; даже та сила, которую мы вчетвером влипали в кровь Люси, пошла исключительно ему на пользу. Кроме того, он может созывать волков и сам не знаю кого еще. Так что, если он придет туда ночью, то застанет меня: но больше никто не должен присутствовать при этом, а не то будет скверно. Но, возможно, что он не станет покушаться на это место. У него, наверное, есть на примете более интересная добыча, чем кладбище, где спит «He-мертвое» и сторожит старик.
Пишу это на случай,
Итак, прощай,
твой Ван Хелзинк.
28 сентября.
Прямо удивительно, до чего благотворен сон. Вчера я почти готов был поверить ужасным идеям Ван Хелзинка, теперь же они мне кажутся дикими и лишенными всякого смысла. Не может быть, чтобы он сошел с ума. Должно же быть какое-нибудь объяснение всем этим таинственным событиям. Возможно, профессор сам их создал. Постараюсь найти разгадку этой тайны.
29 сентября. Утром.
Артур и Квинси зашли вчера около 10 часов к Ван Хелзинку: он объяснил все, что нам нужно делать, обращаясь главным образом к Артуру, точно все наши желания были сконцентрированы в нем одном. Он говорил, что надеется на общую помощь, так как нам предстоит очень большая задача. Затем спросил Артура, удивился ли он его письму.
— Я? Да! Оно меня порядком встревожило. За последнее время я пережил так много горя, что не осталось больше сил. Мне было бы очень интересно узнать, в чем дело.
— Я хочу вашего согласия на то, ответил Ван Хелзинк, — что я собираюсь сделать сегодня ночью. Я знаю, что требую многого, и только тогда, когда вы узнаете, в чем дело, вы поймете, что это действительно много. Поэтому я хотел бы, чтобы вы доверились мне пока «втемную», чтобы потом не упрекали себя ни в чем. Вы будете некоторое время сердиться на меня — с этим придется примириться.
— Я вовсе не желаю покупать кота в мешке, — возразил Артур. — Если тут затрагивается честь джентльмена или же моя вера христианина, то я никак не могу дать вам подобных обещаний. Если бы обещаете, что ваше намерение не затрагивает ни того, ни другого, то я сейчас же даю свое согласие: хотя, клянусь жизнью, я никак не могу понять, к чему, вы клоните.
— Я принимаю ваши ограничения, — сказал Ван Хелзинк, — но прошу вас лишь об одном — быть уверенным, что мои поступки не затронут этих ограничений, но вы, раньше, чем станете меня осуждать, хорошенько взвесьте свое решение.
— Решено! — сказал Артур. — Итак, переговоры кончены; могу я теперь спросить у вас, в чем дело?
— Мне очень хочется, чтобы вы пошли со мной на кладбище в Кингстэд, но только по секрету от всех. Артур был изумлен.
— Туда, где похоронена Люси? — Профессор кивнул головой. Артур продолжал:
— Зачем?
— Чтобы войти в склеп.
— Вы говорите это серьезно, профессор, или жестоко шутите?.. Простите, я вижу, — серьезно. Наступила длинная пауза. Наконец он спросил:
— Зачем же в склеп?
— Чтобы открыть гроб.
— Это уж слишком, — сердито сказал Артур, вставая. — Я согласен на все, что благоразумно, но на такое… такое осквернение гроба той, которую… — дальше он не мог говорить от негодования. Профессор с состраданием посмотрел на него.
— Если бы я мог уберечь вас хоть от одной муки, видит Бог, я сделал бы это, — сказал он. — Но сегодняшней ночью вам придется пройти по тернистой дороге, иначе той, которую вы любите, придется потом, быть может, даже и навеки, ходить по пылающему пути.
Артур побледнел и вскричал:
— Будьте осторожны, сэр, будьте осторожны!
— Не лучше ли вы послушаете, что я вам скажу? — произнес Ван Хелзинк. — Тогда, по крайней мере, вы будете знать, что я вам предлагаю. Сказать?
— Итак уже все ясно, — вставил Моррис.
После некоторого молчания Ван Хелзинк продолжал — видно было, что это стоило ему большого труда.
— Мисс Люси умерла, не так ли? Да? Следовательно, все в порядке. Но если она не умерла?
Артур вскочил на ноги.