Драмокл (сборник)
Шрифт:
Куртка обмякла на секунду. Потом свернулась в комочек и пощекотала ему ладонь.
Парети непроизвольно хихикнул, потом отшвырнул смятую одежду и вылетел из комнаты.
Спускаясь в лифте на улицу, он осознал, что это и есть настоящее начало болезни Эштона. Болезнь изменила его взаимоотношения с одеждой. С неодушевленным объектом. Говно охамело.
Что-то будет дальше?
Парети сидел в уютном местечке под названием «Уютное местечко». Это был зал игральных автоматов, введший в обиход сложную игру под названием «Вставной». Чтобы вступить в игру, следовало сесть за длинной
Ставки помещались на мерцающие панельки, покрывавшие стойку. Огоньки менялись в соответствии со сложной компьютерной программой, и в зависимости от размещения и размера ставок с помещенной в отверстие деталью анатомии происходили самые разные вещи. Иногда очень приятные. А иногда – нет.
В десяти сиденьях направо от Парети пронзительно, по-бабьи, завизжал человек. Явился служитель в белом с простыней и пневматическими носилками, унес игрока. Мужчина по левую руку от Парети наклонился вперед, вцепившись в стойку, и постанывал от наслаждения. На панели перед ним мигала янтарная надпись «ВЫИГРЫШ».
За спиной Парети появилась высокая стройная женщина со смоляно-черными волосами.
– Лапочка, ну что ж ты себя тратишь на это безобразие? Давай лучше спустимся ко мне и немного потискаемся…
Парети запаниковал. Он понял – говно снова за работой. Он отскочил от стойки в тот самый момент, как мерцающие огоньки перед ним сложились в слово «ПРОИГРЫШ» и из игрового отверстия донесся отчетливый звук циркулярных бритв. Ставки его засосало в панель, и Парети отвернулся, не глядя на женщину, зная, что она – самое шикарное создание, которое он видел в жизни. Только этих излишеств ему не хватало.
Он выбежал из «Уютного местечка». Говно и болезнь Эштона портили ему прекрасный отпуск. Но он не позволит, повторяю, не позволит какому-то говну взять верх. За его спиной рыдала женщина.
Он торопился, сам не зная куда. Страх был его невидимым двойником. То, от чего он бежал, сидело в нем, вздрагивало и росло в нем, бежало вместе с ним и, наверное, забегало вперед. Но бессмысленный ритуал бегства успокоил его, позволил поразмыслить.
Он уселся на садовой скамейке под непристойной формы пурпурным фонарным столбом. Многозначительно подмигивали неоновые рекламы. Было тихо – только играл музыкальный автомат. Парети сидел во всемирно известном сквере Бодуна. Он слышал только музыку из автомата и сдавленные стоны кончающего(ся?) в кустах туриста.
Что же делать? Он может бороться, он может, сосредоточившись, победить проявления болезни Эштона…
Газета прошелестела по тротуару и прилепилась к ноге Парети. Джо попытался стряхнуть ее. Газета вцепилась в ботинок и отчетливо прошептала: «Прошу тебя, пожалуйста, не отвергай меня!»
– Сгинь!!!– взвыл Парети. Его пробрал ужас: газета шуршала, пытаясь расстегнуть ему ботинки.
– Я хочу ноги тебе целовать, – молила газета. – Неужели это так страшно? Или грешно? Разве я уродлива?
– Отпусти! –
Проходящий мимо зевака остановился, присмотрелся и заявил:
– Черт, парень, это самое крутое представление, что я видел! Ты этим на хлеб зарабатываешь или так, из любви к искусству?
– Вуайерист! – прошипела газета и упорхнула.
– Как ты ею управляешь? – спросил прохожий. – У тебя дистанционник в кармане или как?
Парети тупо покачал головой. Внезапно на него навалилась усталость.
– Вы правда видели, как она мне ногу целует? – спросил он.
– Да я именно это и собирался сказать, – ответил прохожий.
– А я-то надеялся, что у меня просто галлюцинации, – пробормотал Парети.
Он встал со скамейки и, пошатываясь, побрел по дорожке. Он не спешил.
Он не торопился встретиться с очередным проявлением болезни Эштона.
В мрачном баре он выпил шесть коктейлей, и его пришлось тащить в общественный вытрезвитель на углу. Пока его приводили в чувство, он материл фельдшеров. Пьяный, он по крайней мере не должен был соревноваться с окружающим миром за обладание собственным рассудком.
В «Тадж-Махале» он играл в девочек, нарочно не глядя, когда кидал ножи и кинжалы в распятых на вертящемся колесе шлюх. Он отсек ухо блондинке, бесполезно всадил кинжал между ног брюнетки, при остальных же бросках мазал совершенно. Это обошлось ему в семьсот долларов. Он запротестовал, и его вышвырнули.
На Леопольдовом тракте к нему подошел головоменяла, предлагая невыразимые наслаждения незаконной смены голов у «аккуратного и очень надежного» доктора. Парети позвал полицию, и мошенник скрылся в толпе.
Таксист предложил съездить в «Долину слез», прозвучало не слишком весело, но Парети согласился. Заглянув в это заведение – восемьдесят первый уровень, трущобы, мерзкие запахи и тусклые фонари, – Парети сразу понял, куда его занесло. Некропритон. Вонь свежесваленных трупов забивала горло.
Он остался всего лишь на часок.
Потом были навч-точки, и слепые свиньи, и галлюциногенные бары, и множество рук, трогающих его, ласкающих его.
Наконец Парети обнаружил, что вернулся в парк, на то место, где на него кинулась газета. Он не помнил, как попал сюда, но на груди его красовалась татуировка в виде голой семидесятилетней карлицы.
Он побрел через парк, но быстро обнаружил, что это не лучшая дорога. Сосенки поглаживали и посасывали его плечи, «испанский мох» пел фанданго; плакучая ива орошала его слезами. Он бросился бежать, чтобы уйти от нескромностей голых кленов, черных шуток чернобыльника, томления тополей. Болезнь поражала через него все окружающее. Он заражал весь мир; да, он не мог передать свою болезнь людям, черт, все куда хуже, он нес ее всему неодушевленному миру! И изменившаяся Вселенная обожала его, пыталась завоевать его сердце. Богоподобный, Недвижный Движитель, неспособный справиться с невольными своими творениями, Парети боролся с паникой и пытался избежать страсти внезапно зашевелившегося мира.