Драмы. Стихотворения
Шрифт:
Амалия (не сводя глаз с портрета). Нет! Нет! Это неон! Клянусь богом, это не Карл! Здесь, здесь (указывая на свое сердце и голову) он совсем другой… Блеклые краски не могут повторить высокий дух, блиставший в его огненных глазах! Ничуть не похож. На портрете он только человек. Какая же я жалкая художница!
Старик Моор. Этот приветный, ласковый взор… О, если б он стоял у моей постели, я жил бы и мертвый… Никогда, никогда бы я не умер!
Амалия. Никогда бы вы не умерли! Смерть была бы как переход от одной мысли к другой — к лучшей. Его взор светил бы вам и за гробом, его взор вознес бы вас превыше звезд.
Старик Моор. Как тяжко, как печально! Я умираю, а моего сына Карла нет при мне, меня снесут на кладбище, а он не будет плакать на моей могиле. Как сладостно засыпать вечным
Амалия (мечтательно). Да, сладостно, несказанно сладостно засыпать вечным сном, когда тебя баюкает песня любимого. Кто знает, может быть, этот сон продолжаешь видеть и в могиле! Долгий, вечный, нескончаемый сон о Карле, пока не прозвучит колокол воскресения. (Восторженно.) И тогда — в его объятия навеки!
Пауза. Она идет к клавесину и играет.
Милый Гектор! Не спеши в сраженье, [46] Где Ахиллов меч без сожаленья Тень Патрокла жертвами дарит! Кто ж малютку твоего наставит Чтить богов, копье и лук направит, Если дикий Ксанф [47] тебя умчит?Старик Моор. Что за чудная песнь, дочь моя? Ты споешь мне ее перед смертью.
46
Песня Амалии (перевод М. Достоевского) посвящена одному из эпизодов времен греко-троянской войны, описанной в древнегреческой поэме «Илиада», — прощанию троянского героя Гектора со своей супругой Андромахой и маленьким сыном Астианаксом.
47
Ксанф, или Скамандр (теперь Мендере-Су) — река, с трех сторон окружавшая утес Пергама (троянского кремля) и, следовательно, защищавшая подступы к Трое.
Амалия. Это прощание Гектора с Андромахой. Мы с Карлом часто певали эту песнь под звуки лютни.
Милый друг, копье и щит скорее! Там, в кровавой сече, веселее… Эта длань отечество спасет. Власть богов да будет над тобою! Я погибну, но избавлю Трою. Но с тобой Элизиум [48] цветет.Входит Даниэль.
Даниэль. Вас спрашивает какой-то человек. Он просит принять его; говорит, что пришел с важными вестями.
48
Элизиум — у Гомера красивая местность на западной окраине земли, где люди живут в блаженстве; у позднейших греков представления о ней связывались с подземным царством и загробной жизнью (нечто вроде античного рая).
Старик Моор. Мне в целом свете важно только одно… Ты знаешь что, Амалия. Если это несчастный, нуждающийся в помощи, он не уйдет отсюда без утешения.
Амалия. Если это нищий, впусти его поскорей,
Даниэль уходит.
Старик Моор. Амалия! Амалия! Пожалей меня!
Амалия
(поет)
Смолкнет звук брони твоей, о боги! Меч твой праздно пролежит в чертоге, И Приамов вымрет славный род. Ты сойдешь в места, где день не блещет, Где Коцит [49] волною сонной плещет; В Лете злой любовь твоя умрет! Все мечты, желанья, помышленья Потоплю я в ней без сожаленья, Только не свою любовь. Чу!49
Коцит — в греческой мифологии подземная «река плача».
Франц, переодетый Герман, Даниэль.
Франц. Вот этот человек. Он говорит, что привез вам страшные вести. В состоянии ли вы его выслушать?
Старик Моор. Для меня существует только одна весть. Подойди ближе, любезный, и не щади меня. Дайте ему вина.
Герман (измененным голосом). Сударь, не лишайте бедняка ваших милостей, если он против воли пронзит вам сердце. Я чужой в этих краях, но вас знаю хорошо. Вы отец Карла фон Моора.
Старик Моор. Откуда ты это знаешь?
Герман. Я знал вашего сына.
Амалия (вскакивая). Он жив? Жив? Ты знаешь его? Где он? Где? Где? (Срывается с места.)
Старик Моор. Ты знаешь что-нибудь о моем сыне?
Герман. Он учился в Лейпциге и оттуда исчез неизвестно куда. По его словам, он босиком и с непокрытой головой исходил вдоль и поперек всю Германию, вымаливая подаяние под окнами. Пять месяцев спустя снова вспыхнула эта злополучная война между Пруссией и Австрией, и так как ему не на что было надеяться в этом мире, то он дал барабанному грому победоносного Фридриха увлечь себя в Богемию. «Дозвольте мне, — сказал он великому Шверину [50] , — пасть смертью храбрых: у меня нет более отца!»
50
Шверин Курт Кристоф — прусский генерал-фельдмаршал, убитый в битве под Прагой 6 мая 1757 года.
Старик Моор. Не смотри на меня, Амалия!
Герман. Ему вручили знамя. И он помчался вперед по пути прусской славы. Как-то раз мы спали с ним в одной палатке. Он много говорил о своем престарелом отце, о счастливых днях, канувших в прошлое, о несбывшихся надеждах. Слезы текли из наших глаз!
Старик Моор (прячет лицо в подушки). Молчи! О, молчи!
Герман. Восемь дней спустя произошла жаркая битва под Прагой [51] . Смею вас уверить, ваш сын вел себя, как подобает храброму воину. Он совершал чудеса на глазах у всей армии. Пять полков полегло вокруг него — он все стоял. Раскаленные ядра сыпались частым градом — ваш сын стоял. Пуля раздробила ему правую руку — он взял знамя в левую и продолжал стоять!
51
…жаркая битва под Прагой. — 6 мая 1757 года прусский король Фридрих II одержал победу над австрийцами, в результате которой он смог осадить Прагу и запереть в ней армию принца Карла Лотарингского. 18 июня 1757 года в битве под Колином (Чехия) войска Фридриха II были разбиты наголову, вследствие чего пруссакам пришлось снять осаду Праги и очистить всю Богемию (Чехию).
Амалия (с восторгом). Гектор! Гектор! Слышите? Он не дрогнул.
Герман. Тем же вечером я снова натолкнулся на него. Вокруг свистели пули, он лежал на земле, левой рукой стараясь унять льющуюся кровь, правой впиваясь в землю. «Брат, — крикнул он мне, — по рядам прошел слух, что наш генерал уже час как убит». — «Да, он пал, — ответил я. — Ты ранен?» — «Как храбрый солдат, — вскричал он, отнимая левую руку от раны, — я иду за своим генералом». И его великая душа отлетела вослед герою.
Франц (яростно наступая на Германа). Да прилипнет твой проклятый язык к гортани! Или ты явился сюда, чтобы нанести смертельный удар нашему отцу? Отец! Амалия! Отец!
Герман. Вот последняя воля моего покойного товарища: «Возьми этот меч, — прохрипел он, — и отдай моему старому отцу; кровь его сына запеклась на нем. Отец может радоваться: он отомщен. Скажи ему, что его проклятье погнало меня в битву, навстречу смерти. Скажи, что я умер в отчаянии!» Последний вздох его был: «Амалия!»