Дранг нах остен по-русски (CИ)

Зайцев Виктор Викторович

– В землях латинских, как вы знаете, картины давно рисуют, ничего не боятся. Более того, знатные рыцари и дворяне, короли, сами нанимают живописцев, чтобы свою парсуну потомкам оставить. Коли латиняне не боятся тех картин, почто нам, православным того опасаться. Нечто наша вера слабее, чем латинская?

– Милости прошу, государь, освободи Влада Быстрова и не наказывай Жанну Быстрову. Коли немилы они тебе, сразу увезём их в свои пределы, и, на Русь пускать запретим. У нас с русскими людьми общие предки, мы вышли из Руси, и, никогда плохого чего магаданцы Руси не пожелают и не сделают. Да, у нас разные обычаи, но, за это нельзя наказывать. Союз Руси и магаданцев выгоден нам обоим, не ломай его, государь.

– Иди, -

отвернулся от Валентина Иоанн.

На ватных ногах спускался военврач из царских палат, не зная, как понимать ответ Ивана Грозного. Машинально вернулся в факторию, успокоил Жанну, отвёл ей комнату для ночлега, распорядился усилить охрану на ночь. Долго не мог уснуть, пока не забылся в коротких отрывочных снах, просыпаясь, каждые полчаса. Утром ждал вызова в Кремль, так ничего и не высидел. Лишь после обеда Валентин решительно стряхнул с себя оцепенение, решил искать другие пути освобождения Влада. Вспомнил, как поступали в Чечне, и, решил пойти всеми возможными способами.

Вызвал одного из самых надёжных дружинников, крещёного вогула Никодима. Парня молодого, но ушлого и коммуникабельного. Объяснил ситуацию, которую и так знала к утру вся Москва. О том, что магаданского немца-коновала посадили за колдовство, судачили даже на папертях. Так вот, военврач выдал Никодиму московскими серебряными деньгами огромную сумму в десять рублей, и отправил к дому царского плача. Предварительно договорились, что Никодим переоденется по-здешнему, и к палачу подойдёт незаметно. Задачей дружинника было максимальное облегчение возможных пыток для Влада, если тому придётся долго ждать освобождения, пусть останется живым и здоровым. С собой у дружинника была мазь от ожогов и порошки аспирина, наверняка необходимые арестанту. Ещё целый тюк тёплой одежды, с зашитыми записками оптимистического характера, чтобы Влад не падал духом.

Ещё Валентин принялся из подручных средств мастерить направленный микрофон. Усилители на лампах у него были, как запасные части для рации, а присоединить к усилителю направленный микрофон, даже у военврача толка хватило. После этого, уже вечером, Седов инструктировал трёх надёжных дружинников, как пользоваться направленным микрофоном, и где это делать. Убедившись, что парни всё поняли, он отправил их на телеге, опять же переодетых простыми торговцами, в сторону Московской торговой кампании. Были огромные подозрения, что оттуда ноги растут у ареста Влада. Тот факт, что дружинники не знают английского, ничему не мешал. Своим осведомителям и агентам англичане команды отдают на русском языке. Телега, на которой отправились слушать англичан, была нагружена высокой копной сена, с которой микрофон прослушает через ограду все помещения английского представительства.

Сам Валентин поутру планировал нанести визит боярину Никите Романову, тому самому, что оболгал Влада. Провести разведопрос, этому термину научили Анатолий с Николаем, выяснить подробности, расширить круг лиц, подозреваемых в связях с англичанами. Может, что и выйдет. Намекнуть Романову на взятку, если откажется от обвинений в колдовстве, кто знает, жадность человеческая бездонна, может, согласится?

Так, в хлопотах вокруг освобождения Влада, прошли пять дней. Палач исправно брал деньги, тёплые вещи, обещал милостиво относиться к узнику, но, делал ли это? Никакой возможности проверить, жив ли Быстров, и как себя чувствует, не было. Несмотря на это, Никодим продолжал навещать палача, приносил тому подарки и угощение. От подарков палач не отказывался, но, ни единой весточки из поруба не принёс. Ещё меньше информации приходило из царских палат. Алексею Иоанн ни о чём не говорил, дьяки тоже ничего не знали, скорее, делали вид, что ничего не знают. Валентина в Кремль не вызывали, никаких вестей не присылали. Дважды военврач пытался пробиться на приём к царю, уже официально, но, не был принят, ни разу.

Никита Романов, которого каждый день

навещал магаданец, крутился, как уж на сковородке. Ничего не отрицал, с жалостью в голосе рассказывал, как умерла его любимая сука, отравленная злым колдуном Владом Быстровым. Намёки и прямые предложения магаданца насчёт заплатить и компенсировать с лихвой дорогую утрату, ежели боярин заберёт своё обвинение, Романов игнорировал, словно был глухим на оба уха. Один раз Никита задумался, после предложения магаданца ему заплатить немедленно десять тысяч золотых червонцев. С этой монетой русские уже были знакомы и весьма ценили её. Так вот, Романов едва не согласился на это предложение, так, по крайней мере, показалось Валентину. Тогда он добавил, - Если ты, боярин, согласишься, все десять тысяч могу через полчаса к тебе в усадьбу привезти.

Но, Романов уже взял себя в руки и не реагировал на речи военврача. Зато тем же вечером, следившие за Московской торговой кампанией дружинники, подслушали его разговор с одним из англичан. Романов настаивал на увеличении его гонорара на сто фунтов, которые англичанин обещал привезти через полгода, не раньше. Романов ушёл, явно довольный. Однако, узнать, о чём речь, не получилось. За что англичане платят боярину, было непонятно. Всё же, дело сдвинулось с мёртвой точки. Да так сдвинулось, что стрелять пришлось.

Той же ночью, две сотни неизвестных, вооружённых пищалями и саблями, бандитов, напали на магаданский острог. Почти в центре Москвы, в спокойное мирное время, при внешне хороших дружественных отношениях магаданцев с царём. Само нападение часовые прозевали, потеряв убитыми шесть дружинников, которые успели поднять тревогу. Дальше пошло веселее, из ружей и револьверов дружинники и командиры за считанные секунды расстреляли всех забравшихся вовнутрь крепости бандитов. Затем отличились пушкари, исправно выстрелившие вдоль стен, согласно инструкции по охране острога, картечью. После этого вопрос с нападающими отпал, осталось собрать раненых и трупы. Днём дьяки Разбойного приказа опознали в некоторых убитых холопов Никиты Романова, в чём тот охотно признался и пожаловался, что те холопы два дня, как сбежали, о чём Никита хотел сообщить в разбойный приказ. Накануне собирался, да занемог, не успел.

У магаданцев потери тоже были, погибли с оружием в руках полтора десятка дружинников, да три десятка оказались ранены. И, самое обидное, шальная стрела убила Жанну. Обстоятельства её смерти расследовал Валентин, с лучшими следопытами, из уральских вогул. Ничего, что бы указывало на предательство, обнаружить не удалось. Получалось, что Жанна открыла окно, рассматривая со второго этажа, из своей комнаты, суматоху во дворе. А, кто-то из нападавших холопов Романова, выстрелил из лука в человеческий силуэт, ясно видимый на фоне освещённой комнаты. Среди убитых бандитов были человек сорок с луками, стрелы у всех одинаковые, определить убийцу не удалось. Однако, Никита Романов стал для Валентина кровным врагом, военврач слишком долго служил на Кавказе, чтобы надеяться в таких случаях на правосудие. На кладбище возле Новодевичьего монастыря появилась первая магаданская могила. А осунувшийся за две недели нервотрёпки Валентин Седов поклялся на могиле Жанны, которую он любил, несмотря на все её выкрутасы, отомстить Романовым и англичанам. Он не спешил, ибо помнил, что месть такое блюдо, которое подают остывшим.

Трудно сказать, повлияло ли ночное нападение на решение царя, но через день Влада выпустили из поруба. С предложением Валентина перебраться в Швецию или Форт-Росс, ветеринар согласился. Ещё раз оказаться в царских застенках Быстров не желал, ни за какие деньги. После некоторого раздумья, он выбрал Швецию, куда и отбыл с полученной от царя подорожной на выезд. Ещё через неделю в царских палатах состоялся следующий разговор.

– Когда, говоришь, Урусов узнал об аресте коновала?
– Мрачно спрашивал Иоанн своего наперсника, Годунова.