Дредноуты Балтики. 1914-1922 гг.
Шрифт:
17-19 апреля проходили выборы в судовые, бригадные и береговые представительства. Поэтому 17 апреля на “Полтаве” в первую половину дня, 18-го — на “Гангуте”, “Севастополе” и “Петропавловске” (на этом корабле ещё и 19-го) весь день судовых занятий не было.*598
Вообще же, в апреле 1917 г. поводом к частичному или полному отказу от работ стали учебные боевые тревоги. Такие боевые тревоги прошли 11-го, 14-го и 21- го на “Гангуте” и 19-го, 20-го, 25-го и 26-го — на “Севастополе”.*599 27 апреля была проведена общая тревога для всех линейных кораблей 1-й бригады, что имело следствием для частичной отмены работ на всех, кроме “Полтавы”, судах.*600 Необходимо учитывать, однако, что до революции подобные обстоятельства во флотском расписании не являлись препятствием к выполнению графика судовых мероприятий. Это в апреле доказал и экипаж “Полтавы”, который, несмотря на три проведенных учения, не потерял
Такой рост потерь во времени отчасти компенсировало снижение количества визитов и митингов на линкорах. За весь месяц дредноуты посетили с осмотрами командующий флотом вице-адмирал А.С. Максимов (16 апреля), комиссар Временного правительства на Балтийском флоте Ф.М. Онипко (24 апреля) и представитель японской военной миссии (30 апреля).*601 При этом Онипко побывал лишь на “Севастополе”, а японец — на “Гангуте”. Поездка же Максимова вызывалась грядущими выборами в комитеты, да и проходила она, как и японского офицера, в воскресенье. Так что судовые работы из-за этих визитов откладывались лишь на “Севастополе”.*602
Так же частично был потерян рабочий день 10 апреля и на “Гангуте”, где в этот день судовой комитет сдавал дела.*603 Другие вахтенные журналы о подобных фактах ни на одном линейном корабле бригады не сообщают.
То есть, в сравнении с мартом, мы отмечаем, во- первых, больший разброс в потерях рабочего времени (от 2,5 дней на “Полтаве” до 6 дней на “Севастополе”), и, во- вторых, появление на 3 дредноутах новой причины потерь — учебных боевых тревог (на фоне снижения числа собраний и митингов). Появился и первый случай, когда причину невыполнения работ установить не удалось. Такой простой имел место на “Петропавловске” 20 апреля и никак не объясняется: ни праздником, ни визитом на корабль, ни деятельностью судового комитета или общим собранием команды.*604
На протяжении мая к событиям и визитам, влиявшим на приостановку хода судовых работ, относилось, прежде всего, посещение 9 мая кораблей новым военным и морским министром А.Ф. Керенским. По данным вахтенных журналов, Керенский прибыл на флагманский корабль бригады “Петропавловск” в 11 ч. 25 мин., осмотрел команду, выстроенную на верхней палубе, произнес речь и ответил на вопросы,*605 В 11 ч. 45 мин. он отправился на “Гангут”, оттуда в 12 ч. 20 мин. — на “Севастополь” и в 12 ч. 40 мин. — на “Полтаву”.*606 На этих кораблях порядок был тог же. 20 мая свет увидела “Декларация прав солдата”. На дредноутах командиры зачитали её экипажам 21-го, в воскресенье. Весь день 22 мая ушел на обсуждение этого документа на общих собраниях команд, почему опять судовые работы не производились ни на одном дредноуте.*607
Увеличилось в мае число учебных тревог, и росло количество случаев, когда по этой причине работы не проводились либо до, либо после обеда.
Больше всего такое происходило на “Полтаве”:
4,12, 17, 19, 24 и 25 мая.*608 На “Гангуте” и “Севастополе” потери имели место по три раза: 5, 12, 26 и 15, 24, 30 соответственно.*609 На “Петропавловске” — 11 и 30 мая.*610 При этом отсутствие судовых мероприятий в двадцатых числах в некотором роде оправдывает то обстоятельство, что проводились не обычные тревоги, а практические стрельбы. И так как линкоры не стояли на внутреннем рейде, а выходили на внешний, то времени уходило значительно больше.
Кроме указанных факторов, влияние на ход работ оказывало в одном случае (3 мая, линкор “Полтава”) общее собрание команды, из-за которого команда не работала после обеда. Число же случаев, где причину “выходных” установить нам не удалось, в мае возросло. Так, 11 мая работы не проводились на всех судах бригады, на “Петропавловске” — ещё и 18 мая, на “Севастополе” — 10-го, на “Полтаве” — 29-го.*611
Следствием резко возросшего числа выходных дней было падение объёмов судовых работ. В марте и апреле, согласно “Флагманскому историческому журналу”, на “Петропавловске” и “Севастополе” продолжались начатые ещё в январе работы по замене пожарных трубопроводов и валов кормовых дизелей.*612 А планировалось окончить исправление всех механизмов к открытию кампании, то есть к концу марта. Более того, в мае на этих же кораблях производили ремонт паропроводов в подбашенных отделениях, хотя давно наступили сроки для обучения стрельбам и практическому маневрированию.*613 На “Гангуте” в марте начали монтировать походную адмиральскую рубку, но ещё и в мае шли небольшие работы по её отделке.*614 Лишь на “Полтаве” удалось в основном завершить ремонт, а именно — подкрепление дымовых труб.*615 Справедливости ради отметим, что вина лежала не только на экипажах, но и на заводах-поставщиках, о чём доносил в штаб флота и в Гельсингфорсский Совет командир “Петропавловска” капитан I ранга М.А. Беренс 13 марта: “Ко всем
Те же работы, что производились, зачастую не имели единого плана, соблюдения техники безопасности, даже согласования с прямым начальством. Показательный в этом смысле случай произошёл 20 марта на линейном корабле “Гангут”. Три кочегара спустились во 2-ю кочегарку корабля для ремонта клапана паровой магистрали. В результате нарушения элементарных правил техники безопасности, выразившегося в том, что не был перекрыт вентиль подачи пара в кочегарку, клапан при отвинчивании гаек сорвало. При этом кочегары П. Климук, Б. Дудко и И. Чернышёв, производившие проверку, получили ожоги паром II степени. Они были отправлены в Гельсингфорсский военно-морской госпиталь, где Дудко и Чернышёв скончались в тот же день. Но самое, пожалуй, любопытное в этом происшествии то, что так и не смогли установить, кем был отдан приказ о производстве подобных работ и был ли он отдан вообще.
Линейный корабль “Петропавловск”. Построение офицеров на юте. (Фото С. П. Славинского)
Один из свидетелей, кочегар А. Курза, сообщил, что эти работы были плановыми и производились по распоряжению инженер-механика, который, якобы, приказал их выполнить за несколько недель до этого, но они “не разбирали до этого, т. к. не было народу…”.*617 Это высказывание ясно демонстрирует, что часто на многие судовые работы выделить было некого. Но главный инженер-механик мичман П.Я. Шуляковский, который обязан был знать о проведении подобной работы, если бы она действительно планировалась, заявил, что он никаких подобных работ не назначал, поскольку их планировалось провести позднее, после проверки главной паровой магистрали.*618 Производивший дознание механик лейтенант Ф.Ф. Малютин так и не смог прийти к какому- либо определённому выводу о том, по чьей инициативе проводились эти работы, и почему о них не было доложено даже боцману.*619
Лето 1917 г. явилось новым этапом революционного процесса. 1 июня 1917 г. военный и морской министр А.Ф. Керенский приказом назначил вице-адмирала А.С. Максимова начальником Морского отдела Ставки Верховного командования. Командующим Балтийским флотом, согласно этому приказу, становился начальник 1-й бригады линейных кораблей контр-адмирал Д.Н. Вердеревский. Причин для подобных перемен могло быть несколько. Основной, видимо, следует считать пресловутую “выборность” А. С. Максимова, сначала провозглашенного командующим 4 марта и только после смерти А.И. Непенина утвержденного А.И. Гучковым.*620 Следствием этой “выборности” являлась возможность определенной зависимости командующего от экипажей. Временное правительство совершенно справедливо полагало, что такая ответственная должность не может и не должна быть как-то связанной с желаниями матросов. Могла не удовлетворять А.Ф. Керенского и чрезвычайно большая независимость Центробалта, в чем он имел возможность убедиться в свой приезд 9 мая.
Д.Н. Вердеревский считался неплохим стратегом, умным и дипломатичным человеком, умеющим разговаривать с матросскими делегатами и добиваться своего. Его поддерживали экипажи и 1-й бригады крейсеров и дивизий подводных лодок, стоявших в Ревеле, поскольку до назначения начальником 1-й бригады линкоров он командовал крейсером “Богатырь”, а затем — подводными лодками.
На флагманском “Петропавловске” этот приказ был получен вечером 1 июня.*621 От радистов он стал известен экипажу. Срочно состоялось общее собрание команды, где подобное назначение было расценено, по замечанию А.К. Дрезена, как “попытку отмены установившегося фактически на флоте выборного порядка”.*622 Тем самым и некоторые советские исследователи признавали спорную, мягко говоря, законность подобного положения. С точки зрения сохранения такого краеугольного камня боеспособности флота, как дисциплина, выборность любого командования представляется пагубной. На следующий день на “Петропавловске” прошел митинг. После него с флагманского линкора бригады открытым текстом передали по радио свой протест и призыв не подчиняться новому командующему. На дредноуте был поднят флаг старого командующего.*623 В ночь на 3 июня команда спать не ложилась. Несколько раз посылались депутаты на штабной корабль “Кречет” к вице- адмиралу А.С. Максимову, а также на другие корабли, в том числе на все суда 1-й бригады линкоров. Везде делегаты “Петропавловска” просили поддержать их.*624 Однако, команды кораблей, стоявших в Гельсингфорсе, не сочувствовали заявлениям экипажа “Петропавловска”. 3 июня на общих собраниях команд “Севастополя”, “Полтавы” и “Гангута” принимались резолюции, осуждавшие подобные заявления и действия, как анархистские и “вносящие разлад в боевую деятельность флота”.*625