ДРЕМ
Шрифт:
– Я склоняюсь к тому, что это кто-то из тех, кто вынесены в отдельный список... Но на Дреме имя содержавшегося в тюрьме ротора скрывают... И стереографий его тоже не хранится. А пересланное пси-фото я отдал в лабораторию для сопоставления.
Я пробежала глазами указанный десяток пропавших. Все они имели отношение либо к науке с техникой, либо к политике. У каждого имелось нечто покрупнее космолёта.
Покачала головой. Слишком мало данных. Действительно, любой из них мог попасть на Дрем и поссориться с Дэрихом Шон Драммером. Любой из них мог выстроить
– Продолжайте, – кивнула я, ощущая, что это, в принципе, бесполезно. Допустим даже, мы выясним личность... А дальше? Как найти его? Как выйти на контакт? Затерянный где-то меж звёзд объект, о котором мы ничего не знаем...
А если предположить, что давешний корабль также принадлежит ему, следовательно, у него есть возможность не отражаться в сканерах...
В этот момент со мной связался дежурный из ОКЦ, человек. Я ответила ему, Марг замолчал, ожидая.
– Леди Луэлин, – произнёс дежурный, отдавая честь, и мой намётанный глаз определил едва уловимое волнение. – Мы только что получили... переправляю вам. Кодированное одним из военных шифров неолореловое сообщение. Источник отследить не удалось.
Кивнув, я запустила полученный пси-файл. Сумбурные знаки, повинуясь ключу в моём гиперкоме, начали выстраиваться в стройную систему. И вскоре глазам предстало известие, что в Королевской Вспомогательной Службе Дворца есть вражеский разведчик. Прайер Дэр Йоккес, из дремлян, но уже несколько десятилетий работающий здесь. Даже стереография материализовалась...
– Проверьте его, – кивнула я дежурному, а илберу запустила на дубль-ком. Марг придвинулся поближе к столу, внимательно рассматривая расшифровку бугорками глаз. Задняя часть его тела начала задумчивое вращение вокруг своей оси...
– Слушаю, мэм, – откликнулся дежурный.
– И военный шифр смените... – добавила я.
– Обязательно, мэм...
Я понимала, что они и сами догадаются не использовать больше этот шифр, но... лучше перебдеть, чем недобдеть.
– И что вы думаете? – поинтересовалась я у Марга, распрощавшись кивком с дежурным.
– Думаю, всё станет ясно тогда, когда мы убедимся в том, правильную или ложную информацию нам передали... – осторожно произнёс ротор.
– Безусловно, – откликнулась я, придерживая пока свои выводы при себе.
Уверена, он и так понял, что здесь может быть связь с его поручением. А может и не быть... Если эта информация, например, всё от того же неведомого телепата... Про которого я пока не рассказывала даже Совету... На всякий случай.
Через некоторое время адмирал пришёл переговорить на счёт сложного сканирования – процедуры не только чрезвычайно трудоёмкой, но и личностью тяжело переносящейся. Для подобного шага нужны очень веские основания...
Однако война... Я не долго колебалась, и, видя, что Дэльвик сам считает сложное сканирование наилучшим решением вопроса, разрешила примерить его к указанному
В результате выяснилось, что полевые структуры водолеевца некогда были подвергнуты разного рода излучениям, чтобы изменить биополевой слепок для пласторы. А в мыслях обнаружился телепатический блок. Уровень защиты оказался слабым для сложного сканирования, и нам во всей красе предстали скрытые мысли тайного агента Дрема...
Оказывается, он ещё и имел доступ в лабораторию... Я ощутила, как во мне вскипает всплеск ненависти: он мог быть тем, кто подбросил Дмитрию каталог, заманивший его на Тантрон!
«А мог и не быть,» – остановила я себя, заставляя успокоиться... На момент сканирования дремлянин не думал об этом, и за давностью события в верхних слоях сознания подтверждений тоже не нашлось.
Зато стало окончательно ясно, что в войну вступила третья сторона – если дремлян и Кентилио считать одной, поскольку друг с другом они не воевали. Пока, за неимением ничего лучшего и не будучи полностью уверенными в том, что это тот самый ротор, мы обозвали его гениально и просто – Третий. Точнее, слово просто вошло в оборот, никого не спросившись, и намертво приросло к неизвестной силе.
– А может, он всё же влюблён в тебя, – говорила Элиш, снова проводя свободное время в моих апартаментах.
– Однополым это не свойственно.
– А может, он однополый со странностями, – смеялась она. – Как и эти дремляне, их вся планета такая, со странностями.
– И все в меня влюблены, – смеялась и я.
– А вдруг? – вопрошала она, и мы начинали строить весёлые теории.
– Например, все их мысли доступны всем, – хихикнула она, – и если кому-то пришла мысль влюбиться в тебя, то стала всеобщим достоянием. Хотя я совершенно не понимаю, зачем всем нужно знать все мысли!
– Да просто у Дэриха Шон Драммера их было мало, вот он и решил законным путём у других позаимствовать.
Элиш залилась задорным смехом, но мои размышления повернулись немного в ином русле:
– Вообще-то, дремляне боятся какого-то пророчества – может, они видят во мне огромную угрозу своей расе?
– В таком случае они перестарались и сами создали себе угрозу в твоём лице, – сказала она и несколько помрачнела. А потом внезапно воскликнула:
– Ох, Луэли, я так хочу ребёнка! Почему у меня нет даже ребёнка от него? Почему?
Она горячо посмотрела на меня, и я вновь обняла её, положив её голову себе на плечо. Такой огонь горел в этих словах, что я невольно ощутила то же самое: почему у меня не осталось хотя бы ребёнка от него? Если уж нам не суждено быть вместе, почему я не могу любить и заботиться о его ребёнке?
Но королева тут же напомнила о том, каких предосторожностей мы придерживались, чтобы сохранить всё в тайне, и мысли вновь потекли холодным расчётливым руслом. А Элиш горько прошептала:
– Я никогда уже не смогу... Прости, Луэли, я не буду... Давай... Давай слетаем в какое-нибудь детское заведение... посмотрим на малышей...