Древнекитайская философия. Эпоха Хань
Шрифт:
Первый советник ханьского двора Цао Цань [925] не заботился о делах управления, а предавался пьянству, песням и музыке. Его сын стал было увещевать его, но получил в ответ двести [палочных ударов]. [Тем не менее] в Поднебесной в те времена не было и признаков волнений.
В Хуайяне [926] отливали фальшивые деньги, власти были не в состоянии прекратить злоупотребление. Цзи Ань [927] , бывший тогда начальником [этой] области, не уничтожил ни одной [монетной] печи, не наказал ни одного человека, а беззаботно возлежал на ложе. [Между тем] положение в Хуайяне стало нормальным. Цао Цань, будучи первым советником, вел себя так, как если бы он им не был, а Цзи Ань, будучи начальником области, держался так, будто бы в области не было [ни единого] жителя. И тем не менее династия Хань не знала забот, а в Хуайяне прекратились казни. Столь совершенна была добродетель [Цао] Цаня, столь впечатляюще было величие [Цзи] Аня! А разве может быть сравнимо Небо в своем величии и добродетели с Цао Цанем и Цзи Анем?! Утверждать, что [сначала] небо дарует престол царям, а затем осуждает и карает их, — все равно что заявлять, будто добродетель Цао Цаня была совершеннее, а Цзи Аня внушительнее, чем у самого Неба.
925
Цао Цань (ум. в 190 г. до н. э.) — соратник Лю Бана (247-195 гг. до н. э.) — основателя династии Хань, ставший его первым советником, выступает как сторонник даосского мировоззрения.
926
Хуайян —
927
Цзи Ань — приверженец даосизма, представитель аристократии, государственный деятель, советник императора ханьской династии У-ди, один из самых смелых критиков его режима. Считая, что император не оценил должным образом его способностей, упрекал его: «Ваше Величество использует чиновников как поленницу дров: то бревно, которое было брошено последним, то и находится у Вас наверху».
Цюй Воюй [928] занимался делами правления в [царстве] Вэй. Цзы-гун [929] послал к нему человека, который спросил его: "Как ты [столь успешно] управляешь [царством] Вэй?" Ответ был таков: "Я управляю им, не управляя". — "Управлять, не управляя", — это и есть Путь недеяния».
Некоторые полагают:
«Эпохам всеобщего мира обязательно сопутствуют такие благовещие знамения, как "карта от [духа] Реки" или как "письмена от [духа реки] Ло" [930] .
928
Цюй Боюй — см. примеч. 7 к главе девятой «Хуайнань-цзы».
929
Цзы-гун — см. примеч. 7 к главе девятой «Хуайнань цзи».
930
«Карта от [духа] Реки (т. е. Хуанхэ)» (Хэ ту) и «письмена от [духа реки] Ло» («Ло шу»), согласно одной из мифологических традиций, чудесным образом явились Хуан-ди и Фу-си в виде магических знаков на спинах вышедших из этих рек мифических животных. Эти знаки будто бы послужили прообразом первых иероглифов. По другой версии, «священная карта от [духа реки] Хуанхэ» была выброшена Юю во время всемирного потопа, она помогла ему разобраться в течении рек и прекратить наводнение. О другом варианте мифа см. примеч. 21 к «Янь те луню».
Без того, чтобы быть нарисованным, не может возникнуть [ни одно начертание], без деяний не может быть свершений. Раз Небо и Земля создали их ["карту" и "письмена"], значит, они осуществляют деяния. Когда Чжан Лян [931] бродил по берегам реки Сы [932] , ему случилось встретить там духа Желтого камня, который вручил ему "Записи Великого предка" [933] .
Поскольку Небо помогало династии Хань уничтожить династию Цинь, то повеление священному камню превратиться в духа и вручить людям "Записи [Великого предка]" также следует рассматривать как деяние [Неба]».
931
Чжан Лян — выходец из аристократического рода царства Хань, знаменитый военный стратег (ум. в 189 г. до н. э.), совершил неудачное покуше ние на Цинь Ши-хуана, затем стал соратником и советником Лю Бана; известен как государственный деятель-даос, «действующий косвенным путем и знающий, когда уйти» (Ши цзи, гл. 130), отличался исключительно красивой и нежной внешностью.
932
Река Сы — находится на территории п-ова Шаньдун.
933
«Записи Великого предка» («Тай-гун шу») или «Законы войны Великого предка» («Тай-гун бин фа»). Тай-гун (Великий предок), согласно традиционной мифологизированной истории, легендарный стратег, которого Небо послало наставником Вэнь-вану — родоначальнику династии Чжоу (см. также примеч. 20 к главе седьмой «Хуайнань-цзы»). Чжан Лян предстает как избранник Неба, передавший основателю новой династии Хань наставления Великого предка, полученные им от духа Желтого камня. Упоминая далее о Желтом камне, Ван Чун ссылается на Придворного историографа, т. е. на Сыма Цяня. Действительно, в гл. 55 «Ши цзи» при описании жизни Чжан Ляна приводится рассказ о том, как некий таинственный старец вручил на мосту Чжан Ляну связку исписанных дощечек, оказавшуюся «Законами войны Великого предка», и, прежде чем удалиться, сказал: «Когда прочтешь, станешь учителем царя. Сбудется через десять лет, а через тринадцать лет увидишь меня. Желтый камень под горой Гучэн — это буду я». Когда все сбылось, Чжан Лян нашел под горой Гучэн Желтый камень, взял его и поклонялся ему как духу. Ван Чун обращает внимание на двойственное отношение к этой легенде Сыма Цяня и критикует его за это. Сам Ван Чун решительно отрицает, что из эпизода встречи Чжан Ляна с духом Желтого камня можно делать выводы о сознательной деятельности Неба и его вмешательстве в дела людей.
В ответ скажу:
«Все это происходило естественно. Разве небо могло взять кисть и тушь и создать "карту" и "письмена"? Путь неба [934] — естественность, поэтому "карта" и "письмена" возникли сами собой.
Цзиньский [правитель] Таншу Юй [935] и [сын] луского [царя] Чэн Цзию [936] оба родились с изображениями иероглифов на руках. Поэтому [по знакам на руках] первого из них стали называть Юй, а второго — Ю. Когда в царстве Сун родилась Чжун-цзы [937] , то на ее руке были изображены знаки, читавшиеся: "Будущая государыня Лу". Упомянутые знаки появились у этих трех лиц уже тогда, когда они были еще в чреве своих матерей. Если утверждать, что Небо начертало такие знаки в утробе [их] матерей, то не придется ли полагать, что оно послало духа с резцом, кистью и тушью в руках, чтобы изобразить [вещие] иероглифы на теле [младенцев]? То, что все могло произойти естественно, — трудно осознать [сразу] и может вызвать сомнения. На первый взгляд это выглядит как деяние, но на самом деле — это происходило естественно. Даже сам Придворный историограф [Сыма Цянь], описывая историю о Желтом камне, хотя и выражает сомнения, но не может постичь истину.
934
Путь неба (тянь дао) — одно из важнейших мировоззренческих понятий древнекитайской философии, так же как и термин тянь (см. примеч. 4), получало совершенно противоположные толкования в материалистической и идеалистической концепциях — в первой, как божественного Пути Неба; во второй, как Пути природы или Законов природы, последнее значение, по нашему мнению, и имеет в виду Ван Чун в данной фразе.
935
Таншу Юй — согласно преданию, сын У-вана (см. примеч. 20 к главе 7 «Хуайнань-цзы») и младший брат Чэн-вана (традиционно-условные годы правления: 1115-1075 до н. э.), через которого Небо передало Чэн-вану «благовещий колос» — предвестник будущего процветания династии Чжоу; считается основателем одного из крупнейших древнекитайских царств первой половины I тысячелетия до н. э. — Цзинь. Его жизнеописание дано в гл. 39 «Ши цзи».
936
Чэн Цзию — младший сын правителя царства Лу Хуань-гуна (711-693 гг. до н. э.). О нем см. гл. 33 «Ши цзи».
937
Чжун-цзы — дочь царя сунского царства У-гуна (765-747 гг. до н. э.), вышедшая замуж за правителя луского царства Хуэй-гуна (767-721 гг. до н. э.).
Именитый
938
Именитый чжаосец Цзянь — имеется в виду сановник царства Цзинь (516-457 гг. до н. э.), который стал родоначальником царской династии в царстве Чжао, возникшем на территории царства Цзинь, распавшемся во второй половине IV в. до н. э. на три царства: Чжао, Вэй и Хань.
939
Рассказанный здесь случай вещего сна Цзяня будто бы произошел в 500 г. до н. э., т. е. примерно за 200 лет до возникновения царства Чжао. История о странной пятидневной болезни Цзяня (и его пребывании в это время в небесных чертогах, где с ним произошли чудодейственные события, объясненные посланцем небес — «пареньком на дороге», — как предзнаменование будущего возвышения его потомков до царского сана) изложена Ван Чуном в кн. 22, гл. 1 «Рассказы о привидениях».
940
Как и другие философы-материалисты древности (Демокрит, Эпикур, Лукреций и др.), Ван Чун не может не верить полностью в духов и полагает, так же как и они, что духи — тоже порождение материи.
Когда деревья и другие растения появляются и растут, то цветы и листья имеют разные оттенки зелени и все сплошь испещрены прожилками, подобно изысканному орнаменту. Если считать, что Небо [намеренно] начертало иероглифы [на руках новорожденных], то не его ли искусством созданы также эти цветы и листья?
Некий сунец [так искусно] вырезал из дерева лист шелковицы [941] , что смог завершить работу лишь через три года. [Услышав об этом], Конфуций заметил: "Если бы [небо] и земля создавали всего лишь один лист за три года, то среди тьмы вещей [растений] с листьями было бы чрезвычайно мало".
941
История об искуснейшем изготовлении листа шелковицы умельцем из царства Ци рассказывается в «Хуайнань-цзы» (где речь идет о мастере резьбы по слоновой кости) и в «Ле-цзы» (где говорится о резчике нефрита), но данная сентенция, намеренно вложенная Ван Чуном в уста Конфуция, приписывается там мудрецу Ле-цзы.
Из изречения Конфуция следует [942] , что листья на всех растениях вырастают естественно и именно потому, что они растут естественно, они могут все расти одновременно. Если бы Небо создавало их, то оно делало бы это столь же долго, как и сунец, вырезавший [из дерева] лист шелковицы.
Обратим внимание на оперение птиц и шерсть животных, [на то, сколь] они многоцветны. Разве кто-то мог бы [искусственно] создать все это? Ведь тогда животные и птицы не могли бы» [как ныне], приобрести завершенный вид. Между тем весной мы наблюдаем рост тьмы вещей, осенью же видим их созревание. Производят ли все это небо и земля, или это происходит с вещами естественно? Если считать, что это сотворено небом и землей, то для этого у них должны быть руки. Разве обладают небо и земля мириадами мириад рук для единовременного создания мириадов мириадов вещей?
942
В данном случае, как и в упомянутом выше и ряде других, Ван Чуй специально приписывает свои мысли Конфуцию, учитывая авторитетность его суждений в официальных кругах Ханьской империи, но вместе с тем это у Ван Чуна и полемический прием — развенчивать своего идейного противника, излагая от его лица противоположные ему суждения.
Все вещи между небом и землей — как дитя во чреве матери своей заключены. Десять лун мать скрывает в себе [жизненную энергию] ребенка, прежде чем его рождает. Сами ли собой в [ее] утробе создаются [его] нос, и рот, и уши, и глаза, волосы и кожица с пушком и складками, кровеносные сосуды, жировой покров, кости и суставы, ноготки и зубы? Или же все это — деяние матери?
Пусть будут тысячи и десятки тысяч человеческих идолов — их все равно не назовут людьми! А почему? [Да потому, что] у них и рот, и уши, и глаза не обладают природой естественности [943] . У-ди [944] так обожал свою супругу Ван, что даже после ее смерти только и мечтал увидеть ее образ. Даосский маг, владея колдовским искусством, взялся воссоздать образ госпожи. Это удалось сделать, и, когда [она] появилась в воротах дворца, У-ди, совершенно ошеломленный, поднялся и вышел ей навстречу. Но вдруг опять ее не стало. Это было не природой порожденное реальное существо, а творение, созданное искусством магов, оно поэтому лишь появилось и сразу же рассеялось, исчезло. Превращения, созданные искусственным путем, недолговечны, вот так и образ госпожи Ван мог появиться лишь на краткий миг.
943
Здесь, как и в ряде других глав, Ван Чун выступает против культа мертвых и веры в сверхъестественную магическую силу погребальных идолов, изготавливавшихся обычно из дерева, глины или соломы.
944
У-ди — император Ханьской династии; описанное далее событие произошло, как повествуют «Ши цзи» Сыма Цяня, в 121 г. до н. э. (см.: Ши ци, гл. 28).
Даосская школа говорит о естественности [всего сущего], но она оказывается не в состоянии привести факты для доказательства своих положений и действий. Поэтому их рассуждения о естественности не внушают доверия.
Дело в том, что, хотя именно естественность [правит миром], ей тем не менее должно сопутствовать деяние. Так, распахивание земли плугом, прополка сорняков, а затем проведение весеннего сева — все это является делом человеческих рук. Но стоит только зерну оказаться в почве, как оно будет расти и ночью и днем, и человек не в состоянии на него воздействовать. Если же кто-нибудь будет пытаться подействовать на него, то лишь помешает его естественному росту [945] .
945
В концепции «естественности» как принципа бытия, постулируемой Ван Чуном вслед за философами даосской школы, Ван Чун идет дальше своих предшественников, отступая, пусть робко и непоследовательно, от идеи недеяния в ее абсолютизированном виде и признавая необходимость в определенных случаях активной деятельности людей, в частности в хозяйственной практике, и воздействия на естественный ход вещей. И хотя, развивая далее свою теорию, Ван Чун впадает в противоречия, но все же в конечном счете он приходит к выводу, что, несмотря на господство в мире естественности, неотделимой от недеяния, путь обычных людей (не совершенномудрых, которых Ван Чун целиком подчиняет принципу недеяния, — возможно, правда, из полемических соображений) отличен от пути природы тем, что он допускает и даже предполагает активную культурную деятельность людей в жизни общества.
Некий сунец горевал, что всходы его недостаточно высоки, пошел и потянул их, а на следующий день они засохли и погибли. Тот, кто стремится оказать воздействие на естественный ход вещей, уподобится этому сунцу».
Могут спросить:
«Человек рожден небом и землей, а земле и небу присуще недеяние. Человек получает задатки от природы, [казалось бы], ему должно быть присуще недеяние. Так почему же [он] деятелен?»
Отвечу:
«Люди, преисполненные совершенных добродетелей, природой в изобилии наделены жизненной энергией и могут поэтому уподобляться природе, следуя естественности и придерживаясь недеяния. Тот же, кто получил при рождении мало и притом немощных частиц жизненной энергии, не пойдет по стезе высшей добродетели и справедливости, тот не сходен с небом и землей, и потому его называем "неподобный". "Неподобный" — это значит непохожий, то есть не имеющий подобия неба и земли, не идущий ни в какое сравнение ни с совершенномудрым, ни с мудрецом, — поэтому он деятелен.