Древний Египет. Храмы, гробницы, иероглифы
Шрифт:
Как Шумер, Митанни и древняя индийская цивилизация, представленная Хараппой и Мохенджо-Даро, Хеттская держава навсегда исчезла бы из памяти человечества, если бы не была воскрешена археологами. Судьбу таких культур, некогда блестящих, процветающих и могущественных, можно рассматривать как предметный урок недолговечности человеческого тщеславия. Если последние 100 лет вывели на свет божий такие открытия, то какие еще погребенные цивилизации могут лежать скрытыми под почвой нескольких континентов?
Существование хеттов не было полным сюрпризом для ученых, ибо в Библии и в других источниках содержались намеки на то, что такой народ некогда жил на Ближнем Востоке. Но только после 1906 г., когда начались раскопки хеттской столицы в Богазкёе, в Анатолии, все великолепие хеттской цивилизации было действительно оценено. Самым
К периоду, который мы рассматриваем, хетты подошли в хорошей форме. Своим процветанием они были, по-видимому, обязаны одному человеку – царю по имени Суппилилиума. Обладатель этого сладкозвучного имени был, вероятно, динамичной личностью, но мы знаем о нем только благодаря его деяниям, которые были, надо признать, значительны. Одним из его главных достижений было ниспровержение Митаннийского царства, которое было слишком близко и слишком могущественно на хеттский вкус. После пробной попытки завоевания, которая провалилась (отчасти благодаря египетскому вмешательству), Суппилилиума все же захватил митаннийскую столицу и вынудил царя к бегству. Затем он смог перенести свое внимание на другую цель, Сирию, где его прежние попытки блокировались влиянием Митанни. Теперь эта нация сошла с дорожки, Вавилон был мертв, Ассирия мужала, но была еще молода. Для хеттских амбиций оставался только один источник опасности – Египет.
Сирия и Палестина с давних пор были средоточием борьбы, во времена Эхнатона не меньше, чем в наше время. Несмотря на военные подвиги Тутмоса III и его наследников, маленькие города-государства этого региона всегда лелеяли свою мечту о независимости. Нередко случались мятежи, как называли их скандализованные египтяне, особенно после смерти фараонов, когда внутренняя смута, неизбежная при восхождении на трон молодого и неопытного правителя, могла удержать египетскую армию дома. Но великие завоеватели, такие как Тутмос I и Тутмос III, были людьми энергичными и помнили об империи. Мятежи быстро подавлялись, а за ними следовали частые инспекционные поездки и бряцание саблями. Ко времени Аменхотепа III египетские провинции в Сирии уже привыкли наслаждаться процветанием. Или так казалось.
Со своего насеста, высоко в горах Малой Азии, Суппилилиума поглядывал на юг и выжидал. Отец Эхнатона в молодости оказал помощь своему шурину из Митанни, и, возможно, именно египетские войска спасли Митанни от первого хеттского натиска. Однако трудно сомневаться в том, что притязания хеттского царя в Сирии начались, когда Аменхотеп III был еще жив. Митанни наконец пало, и никаких комментариев из Египта не последовало. Затем на трон взошел новый фараон и в то время, как юный Эхнатон грезил о правде у себя дома, старый царь хеттов играл в политику силы в Азии. Он не рискнул бы на прямую военную атаку, – во всяком случае, не на Египет, даже если бы страна управлялась дураком. Были более легкие пути. Он плел свою паутину, протягивая нити в города-данники Египта и посылая льстивые письма, составленные на полированном дипломатическом жаргоне, своему простодушному «брату» в Египет.
Хеттский царь вскоре нашел орудия, которые искал, – Абду-Аширту, князя маленького государства Амор на верхнем Оронте, и его сына Азиру. После смерти своего отца Азиру принял правление Амором как вассал Египта; он также унаследовал должность «мастера грязных дел» для Суппилилиумы.
Первые шаги Азиру в борьбе против этих «предателей», в числе которых были лояльные прибрежные города Северной Сирии, оказались успешными и не встретили сопротивления. Однако даже города, которые не почувствовали тяжелой руки аморейского князя, не питали иллюзий относительно его намерений. Старейшины богатого города Тунипа направили фараону красноречивую мольбу о помощи, продиктованную страхом и отчаянием:
«Кто прежде ограбил Тунип, не будучи ограбленным Тутмосом III? Когда Азиру войдет в Симиру, Азиру сделает с нами, что пожелает, на территории царя, нашего повелителя; и об этих вещах нашему повелителю придется пожалеть. А теперь Тунип, твой город, и слезы его текут, и нет помощи для нас. 20 лет мы взываем к нашему повелителю царю, царю Египта; но не пришло к нам ни слова – нет, ни одного!»
Неприятности начались при Аменхотепе III, но Эхнатон не предпринял шагов, чтобы исправить ошибки своего отца. Симира пала, как и боялись старейшины Тунипа; город Сидон, не видя помощи из Египта, договорился с Азиру и помог ему в атаке на Тир. В скором времени пали все средиземноморские города, подвластные Египту, за исключением Библа.
К этому времени правитель Библа, пожилой вельможа по имени Рибадди, был крайне обеспокоен. Он писал своему повелителю Эхнатону о деяниях Азиру, и он знал, что Библ будет следующим. После падения Симиры его письма исполнены жгучей страсти, и можно только дивиться настойчивости, лояльности и упрямому мужеству старого князя.
Очевидно, эти письма не дошли до Эхнатона. Азиру имел друга при его дворе, и этот человек, занимавший полезный пост главного дворецкого, как-то ухитрялся скрывать истину о том, что происходило в Сирии. Его имя было Туту или Дуду – имя, которое должно быть написано кровью рядом с именами таких предателей, как генерал Арнольд и М. Квислинг. Азиру и сам был интриганом не хуже; он даже убедил офицера египетской армии, расквартированной в Галилее, в том, что Рибадди предатель, и уговорил его послать египетских наемников атаковать Библ! После такого удара в спину город, естественно, восстал против Египта и изгнал Рибадди, передав его скипетр и его семью в руки Азиру. Мужественному Рибадди удалось вернуть Библ, но положение его было безнадежным. Азиру процветал, как процветают злые и порочные в пословицах, несмотря на то что его вызвали в Египет, чтобы дать объяснения наконец проявившему подозрительность царю. Корабли врагов Рибадди блокировали город и отрезали источники снабжения; даже жена старика умоляла его покориться Азиру. И все же он держался, прося всего 300 человек, чтобы помочь ему удержать город. На это письмо, как и на другие, не было ответа. Библ пал, и голос Рибадди более не слышен в архивах Египта.
На юге ситуация была столь же отчаянной, хотя опасность здесь была другой – полные ярости налетчики пустыни, которых называли хабиру. Эти люди интересовали историков из-за этимологического сходства их названия с евреями. Вероятно, хабиру были скорее сплавом различных этнических групп, чем отдельным племенным целым, но они вполне могли включать людей с еврейской речью и обычаями. Они не были цивилизованным народом, как египтяне и хетты, но они были могучие воины, и крепости Палестины, ослабленные годами небрежения при Аменхотепе III, падали перед ними, как колосья под серпом. И снова никакой реакции Эхнатона!
«Если войска не придут и в этом году, – писал Абду-Хеба, египетский наместник в Иерусалиме, – все владения царя, моего повелителя, погибнут. Если нет войск в этом году, пусть царь пошлет своих людей выручить меня и моих братьев, чтобы мы могли умереть с царем, нашим повелителем».
Мы не знаем, удалось ли Абду-Хеба достичь Египта или он погиб под руинами своего города, но Иерусалим пал, Мегиддо пал, и большая часть азиатских владений Египта оказалась полностью для него утерянной.
Историк здесь не может не спросить: что же за человек был Эхнатон, если он смотрел, как уходит в песок его империя, и даже не шевельнул пальцем, чтобы ее спасти? Если он был идеалист и пацифист, как полагают некоторые египтологи, как мог он бесстрастно наблюдать смерть своих подданных и предательство вассалов?