Древний Рим. События. Люди. Идеи.
Шрифт:
Однако он отбыл из Рима не раньше, чем провел ряд текущих мероприятий по управлению провинциями, а также самим Римом. Что касается провинций, то Цезарь позаботился о назначении наместников на 45 г.; в самом же Риме, не имея времени организовать выборные комиции, он вступил на несколько иной путь. Будучи облечен властью диктатора (в третий раз) и консула (также в третий раз), он назначил начальником конницы, а следовательно, и своим заместителем на время отсутствия в Риме, М. Эмилия Лепида, бывшего, кстати сказать, тоже консулом. Ему он придал коллегию из восьми городских префектов, имевших ранг преторов. Были проведены только выборы народных трибунов и плебейских эдилов. Видимо, уже после того, как Цезарь отбыл в
Как справедливо отмечает Эд. Мейер, отношение к испанской войне в Риме было довольно индифферентным. Никто уже не верил, что борьба шла за восстановление республики, но все понимали, что это борьба за власть между претендентами. В январе 45 г. Цицерон писал, что война едва ли будет продолжительной и что хотя причины, побудившие противников взяться за оружие, довольно различны, но между победой той или другой стороны он не видит большого различия. И тем не менее именно в этих условиях Цезарю пришлось, как он в этом позднее сам признавался, впервые бороться не за победу, а за собственную жизнь.
Цезарь выехал из Рима в начале декабря 46 г. и через 24—27 дней был уже в Испании. Военная кампания велась с обоих сторон с большим ожесточением; силы противников были примерно равны. Решительное сражение состоялось 17 марта 45 г. при Мунде. Цезарь ожидал, что враг спустится в долину и перейдет ручей, протекавший между двумя позициями. Однако его расчеты не оправдались. В то время как легионы Цезаря приближались к ручью, помпеянцы и не думали сходить со своих высот. Легионы Цезаря остановились перед их грозной позицией. Завязалось ожесточенное сражение, исход которого долгое время был неясен; в некоторые моменты успех даже склонялся на сторону помпеянцев. Желая ободрить дрогнувшие ряды, Цезарь ринулся вперед и подбежал к вражеской линии, осыпаемый градом копий, пока не подоспели на выручку центурионы. К вечеру сражение было выиграно.
Вскоре Цезарю сдались Кордова, Гиспал и самый город Мунда. Много видных помпеянцев или погибло в сражении, или покончило с собой. Гней Помпей был захвачен в момент бегства и убит, а его голова показана народу в Гиспале. Его младшему брату, Сексту, удалось скрыться. Цезарь после битвы при Мунде задержался в Испании, очевидно, на довольно значительный срок (он вернулся в Рим только в октябре 45 г.), причем за время пребывания в Испании он провел ряд мероприятий: одним общинам были увеличены налоги, другим, наоборот, дарованы гражданские права, а некоторые даже получили право называться колониями римских граждан.
Победа при Мунде, когда весть о ней достигла Рима, внушила по свидетельству самих древних, такой страх перед Цезарем и создала ему такую славу, какой никто и никогда не имел до него. Так, по крайней мере, говорит об этом Аппиан. Этими же причинами он объясняет и безмерный, небывалый размах почестей, оказанных Цезарю после Мунды. Мы уже говорили о даровании Цезарю титулов императора, отца отечества, освободителя и о десятилетнем консулате (от которого он, кстати говоря, отказался), но не упоминали пока о других, быть может, менее реальных, но отнюдь не менее пышных почестях.
Например, сенатом было назначено 50–дневное благодарственное молебствие в честь победы. Кроме того, сенат разрешил Цезарю появляться на всех играх в одеянии триумфатора, в лавровом венке, а также носить высокие красные сапоги, которые, по преданию, носили когда–то альбанские цари. Сенат и народ постановили, чтобы Цезарь получил на Палатине domus publica; дни его побед объявлялись праздничными. Во время игр в цирке его статую из слоновой кости проносили на роскошных носилках; кроме того
Вскоре после возвращения из Испании Цезарь отпраздновал новый (пятый!) триумф. Он дал два угощения народу: первое из них показалось самому Цезарю чересчур бедным, и он повторил его через четыре дня. Однако эти празднества (а Цезарь разрешил отпраздновать триумф еще двум своим легатам) произвели на римлян самое тяжелое и неприятное впечатление, ибо речь шла о кровавой победе над согражданами, а не над чужеземными народами или властителями.
Вслед за триумфом Цезарь сложил с себя звание консула sine collega и провел выборы новых консулов на остающиеся три месяца. На эти же три месяца вместо городских префектов, очевидно, были избраны преторы и квесторы (в соответствии с законом Цезаря о магистратах). Таким образом, положение государства как будто полностью нормализовалось: последняя кампания гражданской войны победоносно закончена, видимые враги сокрушены, управление Римом и провинциями все более входило в упорядоченную колею, сам же Цезарь, окруженный неслыханными до того в Риме божескими почестями, пребывал на вершине славы и могущества.
Именно отсюда берет истоки мифологизация личности Цезаря, представление о нем как о гении и сверхчеловеке. Это представление начало складываться еще у современников, подтверждением чего в первую очередь могут служить соответствующие высказывания Цицерона. Однако следует отметить, что суждения современников и ближайших потомков были куда сдержаннее и реалистичнее, чем неумеренные восторги новейших историков. Это обстоятельство совершенно справедливо подчеркнул в своей интересной работе Штрасбургер, указав на то, что Цезарь, даже в глазах своих ближайших сторонников, не был великим государственным деятелем и реформатором. Истинным преобразователем государства, по мнению Штрасбургера, следует считать не Цезаря, но Августа.
Что касается оценки Цезаря в новой и новейшей историографии, то необходимо сразу же оговориться: литература, посвященная данному периоду римской истории и, в частности, деятельности и личности самого Цезаря, необозрима. Поэтому мы остановимся лишь на нескольких, представляющих наибольший интерес работах.
Пожалуй, первым и достаточно ярким примером телеологической и вместе с тем восторженной оценки личности (и деятельности) Цезаря является оценка, данная еще в первой половине прошлого века Друманом, который, чрезвычайно высоко ставя Цезаря, одновременно весьма презрительно третировал Цицерона. Такой взгляд был прежде всего определенной реакцией на отношение к двум указанным деятелям Нибура, ибо последний высказывался о них диаметрально противоположным образом. Но, пожалуй, наиболее характерная черта всего построения Друмана — телеологизм: по его мнению, Цезарь вынашивал планы достижения единовластия и установления абсолютной монархии чуть ли не с юношеских лет: еще при жизни Суллы он понимал, что республика себя изжила; Помпей и Красс были лишь пешками в его руках; завоевание Галлии являлось сознательной подготовкой гражданской войны, т. е. борьбы за единовластие.
В своей оценке личности и деятельности Цезаря Друман был до известной степени предшественником Моммзена. Оценка же (или, вернее, апология) Цезаря, высказанная в свое время Моммзеном, оказала и продолжает оказывать огромное влияние на современную западную историографию. Это не значит, конечно, что все последующие исследователи безоговорочно присоединялись к Моммзену, но почти все воздавали должное силе и «неотразимости» его характеристик, а те, кто пытался дать иную оценку Цезаря как исторической личности, все же невольно отталкивались в своей полемике от образа, столь ярко обрисованного Моммзеном.