Древняя история смерти

Петров Владислав Валентинович

Но это были только цветочки. Не успел юноша оглядеться по сторонам, как орел скинул оперение и сделался девицей. Впрочем, покрасовавшись немного перед молодым человеком, она снова превратилась в орла, который подхватил юношу и понес в свое пуэбло, то бишь селение. Здесь орел опять стал девушкой, и юноша женился на ней. Все случилось так быстро, что он еще даже не успел доесть всю еду, прихваченную из дому. В качестве свадебного подарка ему достался орлиный облик.

Но тут как раз человеческая еда у юноши закончилась, а орлы, как известно, питаются исключительно сырым мясом. Он же, несмотря на обретение клюва и оперения, питаться, подобно другим орлам, не мог. Хорошо еще, что его выручили аисты, поделившись

растительной пищей (хотя большой вопрос, откуда у плотоядных аистов растительная пища). Подкрепившись, молодой муж отбыл вместе с женой на праздник, где в центре событий оказались пляшущие мертвые девушки, и дальше начинается кошмар.

Хотя жена-орлица предупреждала, чтобы он ни в коем случае не смеялся при этих плясуньях, юноша все-таки позволил себе разок улыбнуться. Девушки только этого и ждали — они вцепились в него и потащили за собой.

Бедняга потерял от ужаса сознание, а когда очнулся, увидел себя в окружении множества скелетов. Он нашел в себе силы встать на ноги и побежал, шурша перьями, но не спастись ему, если бы не пришедший на помощь барсук.

Юноша юркнул в его нору, отсиделся, пока скелеты бесновались по окрестностям, и даже выпил поднесенного отвара каких-то трав, отчего все перья разом выпали. Он закручинился, поскольку надеялся долететь до земного дома, где жили-поживали родственники-самодуры, которые теперь уже не казались ему такими ужасными. Однако аисты выручили его еще раз, дав на время свои старые крылья, на которых он и спустился на землю. Едва он ощутил твердую почву под ногами, как явилась жена-орлица, забрала аистовые крылья и была такова.

Следствием всех этих событий стало то, что зуньи стали умирать. Ну и где тут, скажите на милость, логика?

Творцы-разгильдяи

Создается впечатление, что творцы, берясь за создание людей, действовали по большей части без четкого плана, шли на неоправданные эксперименты, а порой демонстрировали вопиющую халатность. Нередко они замахивались на что-то масштабное, но по ходу дела теряли интерес к своему занятию и бросали его на середине, отдавая все на волю случая. Поэтому существенную роль в судьбе рода людского сыграли всякого рода нелепицы.

О небесной бюрократии

Алтайский верховный бог и громовержец Ульгень сотворил человеческие тела и поручил ворону слетать за бессмертными душами к общетюркскому верховному богу Кудаю. Отношения у Ульгеня и Кудая были запутанные, поскольку первый, хотя и числился полноправным демиургом, не мог не подчиняться второму, в управлении которого находились дела многих тюркских народов, в том числе и алтайцев. Все это, конечно же, мешало богам четко исполнять свои функции и приводило иной раз к казусам.

В случае с человеческими душами, создать которые Ульгень, разумеется, мог и сам, он вынужден был— вероятно, в опасении начальственного окрика — действовать по бюрократической цепочке.

Пока ворон летал, заготовки людей охраняла специально созданная Ульгенем для этой цели собака. Казалось бы, все Ульгень предусмотрел, но проконтролировать полет своего курьера не удосужился. Ворон же, получив в администрации Кудая указанные в накладной бессмертные души, ухватил их клювом и полетел обратно. И надо же было такому случиться, что прямо по курсу он увидел дохлую корову. Охочий до падали ворон плотоядно каркнул, души из клюва вывалились и упали аккурат на хвойные леса, которые благодаря этому сделались вечнозелеными, а люди так и остались лежать недоделанными.

Позже вопрос с душами для них решился усилиями Эрлика — повелителя алтайского царства мертвых. Один из вариантов мифа повествует, что Эрлик вдохнул душу в первочеловека, вставив тому дудку в задний проход. Принимать дар от руководителя преисподней было негоже,

но, поразмыслив, Ульгень предпочел закрыть глаза как на происхождение дареных душ, так и на способ их водворения в тела. Видимо, вся эта тягомотина сильно надоела алтайскому верховному богу и ему хотелось поскорее поставить точку в деле, которое выглядело таким простым и оказалось столь сложным. Хотя, конечно же, он понимал, что род занятий Эрлика не самым лучшим образом повлияет на качество людей.

А вскоре выяснилось, что хитроумный Эрлик заботился прежде всего об улучшении демографической ситуации в собственном царстве: в обмен на души, вложенные в алтайских перволюдей, он потребовал, чтобы и сами перволюди, и все последующие поколения алтайцев в обязательном порядке рано или поздно становились его вечными подданными. И Ульгень, проявив последовательность, счел эти требования справедливыми.

Примерно так же решил вопрос с народонаселением своей подземной страны ненецкий бог Нга. Смерть, согласно представлениям ненцев, предшествует жизни, и это, казалось бы, опрокидывает принятую нами за аксиому идею о ее вторичности. Но если вдуматься, то становится ясно, что здесь имеет место терминологическая неразбериха. Ведь в стране Нга бурлит самая что ни на есть настоящая жизнь— пусть даже и подземная. И для каждого конкретного существа завершается эта жизнь смертью, которая, в сущности, есть рождение в жизнь земную. В результате все так запутывается, что невозможно понять, где жизнь настоящая: на земле или под землей, — тем более что обитатели обоих миров находятся в постоянном взаимодействии.

Расставить все по своим местам помогает разве что вариант мифа, сообщающий, что именно Нга сделал людей смертными. Поначалу люди жили исключительно на земле, но тут Нга объегорил другое ненецкое божество, Нума: он скромно попросил выделить себе для жилья места ровно столько, сколько займет кончик палки. Наивный Нум согласился, а Нга проткнул палкой землю и завладел всем подземным миром. Для вновь обретенной страны ему потребовались люди, и он наделил их способностью умирать.

В общем, и у ненцев с бессмертием не сложилось…

Демиург, ведающий той частью территории Камеруна, где живет народ бамум, как-то с превеликим удивлением обнаружил на подотчетной местности человеческие трупы. А их в принципе там не должно было быть, поскольку народ бамум числился бессмертным.

Демиург тут же вызвал Смерть — в тех краях это имя носил антропоморфный персонаж мужского пола — и поинтересовался, не приложил ли Смерть ко всему этому руку. Смерть ответил, что приложил, но действовал исключительно по просьбе народа бамум. Изумленный демиург, который даже представить не мог, что кто-то может отказаться от бессмертия, вгляделся сверху вниз в подотчетную территорию и увидел сценку: бедный раб, урожденный бамум, стонет от непосильного труда и не только молит о смерти, но и предъявляет претензии к мирозданию и лично к нему, демиургу, за то, что родился на белый свет.

Сердце демиурга переполнилось печалью. И он признал правомочность и даже гуманность поступка Смерти.

И вместо того, чтобы — как уже собирался — оживить мертвые тела, решил, что отныне Смерть будет убивать тех представителей народа бамум, которым по какой-либо причине плохо живется.

Таким образом, все было сделано, исходя из блага трудящихся… А Смерть получил индульгенцию и с тех пор, посвистывая, гуляет по Камеруну и прореживает, как ему хочется, народ бамум.

Мы не будем искать ответ на вопрос, почему демиург ограничился изучением жизни раба и не поинтересовался тем, как живут, к примеру, свободные земледельцы народа бамум и хотят ли они умирать… На то он и демиург, чтобы интересоваться только тем, чем захочет. А демиургов, увы, не выбирают — с ними живут и умирают. И тут народу бамум можно лишь посочувствовать…