Древняя Земля

Жулавский Ежи

— Но расскажи, что произошло, — пробормотал он наконец.

— Я уже тебе сказал, что ношу титул «превосходительство».

— Как? Каким образом?

— Я спас мир.

— Что?

— Спас общественный порядок.

— Ничего не понимаю.

— Естественно. Ты всегда был тупицей. Если бы не я, этого города уже не было бы.

— Значит, революция…

— Подавлена! Подавлена с помощью крохотной машинки, которую я героически, рискуя жизнью, вынес из дома этого проклятого Яцека.

— Как это произошло?

В Роде вновь пробудился оратор.

Он забыл о новом своем сане, вскочил по приобретенной на Земле привычке на стул и принялся оживленно рассказывать, размахивая руками:

— Да! Да! Я ведь умен, и еще как! У нашего драгоценного покровителя я украл, а правильней будет сказать, отнял дьявольскую машину, которой он мог взорвать весь мир! Я унес ее, укрыв вот тут, на груди, и чувствовал, что несу судьбу Земли — ты понимаешь? — судьбу Земли, которая была праматерью и для нас, жителей Луны! Сердце у меня готово было выскочить из грудной клетки: видимо, Бог направил меня сюда, чтобы я спас род человеческий…

Рода на миг умолк, вероятно, сообразив, что слова о праматери-Земле в его устах могут показаться Матарету несколько странными, поскольку тот издавна привык слышать от него мнения совершенно противоположного свойства. Но, нисколько не смутившись, он продолжал:

— Впрочем, суть не в этом. Ты ведь все равно не поймешь. А машину эту всем хотелось заполучить. Я мог отнести ее Грабецу и сперва так и собирался поступить.

— Ну и что ты сделал?

— Погоди, не торопись. Грабецу я написал только, что машина похищена, чтобы в случае чего он думал, будто у меня ее отняли силой. Можно, конечно, было передать ее Юзве или возвратить за вознаграждение Яцеку, как владельцу, представив дело так, будто я вырвал ее у врагов…

— Так что же ты сделал?

— Ишь, как тебе не терпится! Я сделал самое лучшее, что можно было придумать в таких обстоятельствах. Ты ведь знаешь: я всегда с большим почтением относился к законной власти.

Матарет рассмеялся.

— Да, это так, и поводов для смеха я тут не вижу. Я уважаю власть. И потому по зрелом размышлении я обратился к представителям правительства.

— И они с помощью этой машины…

Рода широко улыбнулся.

— Да, с помощью этой машины.

— Уничтожили, перебили противников?

— Нет, нет, до такой жестокости правительство не дошло. Впрочем…

Рода соскочил со стула и тихо, почти шепотом сообщил на ухо Матарету:

— Впрочем, скажу тебе всю правду, потому как доверяю тебе: из этой дурацкой машины вообще нельзя стрелять.

— То есть как?

— Да очень просто: нельзя и все. Видно, в аппарате, который я принес, чего-то не хватало. А когда двери лаборатории Яцека взломали, чтобы взять недостающее, оказалось, что перед своим внезапным исчезновением он все уничтожил.

— И что же?

— А ничего.

— Не понимаю.

— Потому что ты глуп, как пробка. Ведь о том, что машина ни на что не способна, не знает никто, кроме правительства и меня. А все остальные уже давно слышали, что Яцек обладает страшным

оружием. И когда разошелся слух, что смертоносный аппарат в руках властей, этого оказалось достаточно.

— А, понятно..

— Ну наконец-то. Об этом тотчас же объявили и подсоединили все провода телеграфной сети к этому безобидному ящичку. Правительство заявило: уж коль мы должны погибнуть в революции, то пусть же с нами погибнет весь мир! Первыми струсили ученые. Потом настала очередь рабочих и всей этой черни, которой стало жаль ясного солнышка…

— А Грабец? А Юзва? А еще множество других?

— Грабец по приказанию правительства повешен. Юзву убили его же сообщники, так как он не хотел сдаваться, предпочитая чтобы весь мир был взорван к чертям, а им, напротив, очень хотелось жить.

— И теперь ты стал превосходительством?

— Да. У меня титулы «Хранитель машины» и «Спаситель порядка».

Рода с невообразимой важностью прошелся по кабинету и вновь остановился перед Матаретом, заложив руки за спину.

— Разве я не говорил тебе, — ухмыльнулся он, — что не пропаду? Кто бы мог подумать, когда нас возили в клетке вместе с обезьяной…

Но тут же оборвал и пугливо оглянулся: не слышит ли кто, после чего дружески хлопнул Матарета по плечу.

— Не бойся, я тебя не оставлю. Ты страдал вместе со мной, и хотя я мог бы тебя упрекнуть за то, что ты очернил меня перед Яцеком, представив лжецом, я так и быть прощаю тебя и постараюсь…

Рода не успел закончить тираду: Матарет плюнул ему в лицо, круто повернулся и выбежал из кабинета.

В вестибюле полицейских уже не было, никто его не задерживал. Матарет медленно спустился по ступеням мраморного крыльца и влился в уличную толпу. Кое-кто из прохожих бросал мимолетный взгляд на странного карлика; некоторые знали, что он прилетел с Луны, и останавливались, чтобы посмотреть на него, но большинство не обращало внимания.

Он брел, затерянный в потоке прохожих, без цели, даже не представляя, куда ему идти. Порой его взор падал на дом, разрушенный снарядами, на котором трудились каменщики; кое-где встречались группки людей, оживленно обсуждающих недавние события, но других примет, что над миром пронеслась грозная буря, Матарет не обнаружил. К самым большим переменам можно было отнести увеличение числа городских стражников и полицейских, которые подозрительными взглядами провожали чуть ли не каждого прохожего.

Матарет думал о Яцеке. Куда он так неожиданно исчез? Может, погиб во время мятежа? Или посажен в тюрьму? Ему невольно приходили на память недолгие минуты, проведенные с ученым, их беседы, обсуждение планов полета на Луну на выручку Марка. Может, Яцек и вправду улетел на Луну, а его бросил здесь?

Он поднял голову к небу: на голубом своде среди редких перистых облачков висел молочный, поблекший при дневном свете серп ущербного месяца.

Матарет вышел из задумчивости, наткнувшись на плотную толпу, стоявшую перед наклеенной на стене огромной афишей.