Древо скорбных рук
Шрифт:
Джейсон присел на край ванны, и Бенет стала раздевать его. Он был нетерпелив. Ему хотелось, чтобы скорее была пущена вода.
Обнажив его тельце, она непроизвольно вскрикнула. Под рубашкой обнаружились царапины — старые, заживающие, и новые синяки и раны. С ним обходились жестоко — били не только руками, но и тяжелыми предметами.
Кто-то прижег его сигаретой.
Живя когда-то в том районе, Бенет видела наркоманов, истязающих малышей, просто так, из садизма, или требующих украсть для них нечто ценное из дома для покупки дозы наркотиков. Этот мир был ей известен понаслышке и издалека,
Чтобы кто-то гасил сигареты о тельце мальчика, такого Бенет не могла представить.
Она наполнила ванну и осторожно опустила ребенка в теплую воду. Ему было приятно, а она не могла смотреть на это израненное тельце.
Слезы потекли у нее из глаз, слезы раскаяния за то, что жила в неведении и была слишком эгоистична.
Горе по умершему Джеймсу как бы слилось с болезненным сочувствием к этому несчастному заброшенному существу. Она положила руки на край ванны, уткнулась в них лбом и разрыдалась, уже не сдерживаясь.
Джейсон вскочил, расплескивая воду, и закричал:
— Нет! Нет! Нет!
Почему-то ее плач вызвал в нем бурный протест. Бенет промокнула слезы полотенцем, постаралась сдержать всхлипывания.
Наблюдая за ней внимательно, Джейсон дождался, когда она вроде бы совсем успокоилась, и только после этого взял с полочки кусок мыла и с мрачным видом протянул ей, безмолвно отдавая приказ помыть его. Выражение его лица было серьезным, совсем как у взрослого.
Этажом выше в другой ванной были сложены резиновые и пластмассовые игрушки Джеймса. Купая Джейсона, старательно обходя или едва касаясь израненных мест, Бенет думала, что мальчику они бы пригодились. Но видеть, как он будет забавляться с игрушками, она была не в состоянии. Несмотря на царапины и ссадины, ее неприязнь к нему вдруг возникла вновь. Он причинил ей столько забот, заставил прожить столько ужасных минут, что избавиться от него стало бы великим облегчением, к каким бы неприятным для нее последствиям это не привело.
Ранним утром, предварительно убедившись, что Мопса и Джейсон еще спят, Бенет поспешила к станции метро за газетой. История пропавшего мальчика занимала всего три абзаца на второй полосе. Упоминалось, что мать Джейсона имеет еще двух детей — оба находятся на попечении местных властей. Она овдовела четыре года назад, и последние шесть месяцев сожительствует с мужчиной на восемь лет ее моложе. Ничего не писалось о возможном убийстве, никому не предъявлялось никаких обвинений. Не было даже намека на то, что кого-то собирались привлечь к ответственности.
Она отыскала открытое в такую рань кафе и, читая газету, выпила кофе и заставила себя съест пару тостов. Это напомнило ей те далекие дни, когда она жила на Уинтерсайд-роуд, пробуя свои силы в независимой журналистике, еще до знакомства с Эдвардом.
Посещение кафе было основным времяпрепровождением, знаком ее полного освобождения от житейской рутины, когда ничто не давило на нее, не указывало, каким путем идти и как надо беречь время.
Туда, в тот период, она уже никак не могла вернуться, даже если вообразить, что Джеймс вовсе и не рождался. Все равно его призрак закрывал ей дорогу в прошлое.
Как только открылся книжный магазин на Хай-Хилл, она вошла
Ощущение, что полиция поджидает ее где-то поблизости, следит за ней, ушло. По сравнению со вчерашним днем она чувствовала себя совершенно иначе, и мир вокруг выглядел другим. Пропало садистское желание, тщательно спрятанное в тайники души, — увидеть, как жуткие чудовища-полицейские прижигают сигаретами Мопсу, выпытывая у нее признание.
Возвратившись домой, она застала Джейсона на полу кухни за рисованием. У него получилось нечто, похожее на женщину с кудрявыми волосами. Мопса протирала лакированную мебель по всей комнате, напевая себе под нос какой-то церковный гимн. Она высказала недовольство — хоть и весьма сдержанно — тем, что Бенет ушла, не оповестив ее, и поэтому они с Джейсоном беспокоились о ней.
«Что мне делать?» — размышляла Бенет. На обдумывание оставалось все меньше времени. — «Хочу ли я увидеть собственную мать на скамье подсудимых? Какова бы она ни была, но, к несчастью, по документам она моя родная мать. Готова ли я отправить ее в тюрьму или навечно в сумасшедший дом? Не думаю, что я выдержу всю эту процедуру от начала до конца».
Бенет устроилась на стульчике у окна и раскрыла первую из двух приобретенных ею книжек. Описанные в «Синдроме» истории из жизни читать было не только больно. Они мгновенно ввергали в депрессию. Самая длинная и самая насыщенная подробностями история была о мальчике, которого автор, скрывая его настоящее имя, по жуткому совпадению окрестил Джеймсом.
Мопса облачилась в голубой дождевик, повязала голову шарфом и вывела Джейсона на прогулку.
Телефон звонил дважды, но Бенет не брала трубку. Было невозможно даже вообразить разговор с кем-то посторонним, из внешнего мира, не связанным с ее замкнутым мирком. Или говорить с тем, кто не знал бы, что случилось с Джеймсом…
— Когда ты думаешь возвращаться домой?
Мопса дернулась, будто ее ударили.
— Ты так торопишься избавиться от меня?
— Когда тебе надо в больницу?
— В пятницу утром.
— Значит, самым правильным будет, если ты улетишь в субботу, — решила Бенет. — Не сочти, что я выгоняю тебя, но мы должны что-то предпринять по поводу этого ребенка. Причем ради твоего же блага. Я подожду, пока твой самолет взлетит, а затем передам его полиции. Тебя уже не будет в стране. И, чтобы успокоить тебя, скажу, что у нас с Испанией нет договора об экстрадиции. Они не выдадут тебя английским властям.
— Но у меня обратный билет только на среду следующей недели.
— Я куплю тебе билет на субботу.
— Ты готова потратиться? Ведь это самолет, а не автобус.
Бенет промолчала. То, что она повела себя так решительно, ей самой показалось чудом. Для чего были все ее сомнения и терзания, в результате которых она пришла от отчаянного желания немедленно вернуть Джейсона семье к хладнокровному выводу, что надо продержать его в своем доме еще четыре дня. Зачем? Для спасения Мопсы от унижения, от судебной процедуры и заслуженного наказания?