Древо скрелингов
Шрифт:
Едва мы осушили мех, вокруг поднялась суматоха и послышались приветственные выкрики. В таверне появился ярл Гуннар.
Он никогда не показывал свое лицо. Говорили, будто бы оно до такой степени обезображено шрамами, что Гуннару невмоготу смотреть на него в зеркало. Меня изумил его причудливый шлем в виде головы грифона с открытым грозным клювом. На месте шеи находилась маска из полированной стали. Гребень шлема в восточных традициях был искусно выкован из серебра и олова. Однако первым, что я увидел, посмотрев на Гуннара, было мое собственное лицо. Он шагал ко мне тяжелой угрожающей походкой.
Гуннар Обреченный казался настоящим медведем.
Более всего скандинавские мореходы напоминают мне моего старого друга, грубовато-добродушного, прямого и практичного Смиоргана Лысого из Пурпурных городов. Но Гуннар показался мне полной его противоположностью. В нем было нечто отталкивающее. Он слишком долго усваивал грубые манеры знати в обществе неотесанных мужланов.
Вместе с тем он был истинным дипломатом. Ему хватило ума не угрожать мне. Вместо этого он попытался улестить меня. Он потребовал еще вина и положил мех на стол, у которого сидели я и его люди. На тот случай, если я действительно болен проказой, он держался несколько поодаль. Я вежливо отказался от угощения, сказав, что выпил вполне достаточно.
– У меня к вам дело, ярл Гуннар.
Он пожал плечами:
– Я не торговец и не сдаю свой корабль внаем.
– Вы такой же искатель приключений, как я, и ваше судно принадлежит вам одному. Я приехал не для того, чтобы нанять вас, ярл. Вы не из тех людей, которые готовы подхватить чужую песню, даже если она приятна уху.
– Вы прибыли по суше, верно? Откуда? Из Константинополя? Вы ехали через Сад Дьявола?
– Да.
Гуннар кивнул и откинулся на спинку кресла. В его глазах, смотревших на меня сквозь прорези загадочной маски, мелькнул интерес.
– Стало быть, вы видели эти громадные головы. Наверное, подумали, что они живые, а? Я встречал нечто подобное, когда плавал с Розой на ее катамаране "Или-или". Мы миновали остров на границе империи. С каменных лиц на меня смотрели огромные глаза. Остров гигантов. Мы не стали приближаться к нему.
Гуннар обладал колдовским зрением. Ни один смертный не сумел бы разглядеть, что представляют собой эти скалы. Я воздержался от замечаний, и Гуннар продолжал:
– Итак, вы слышали обо мне, сэр Сереброкожий, а я, в свою очередь- о вас. Вы не пожелали уязвить мою гордость, хотя и знаете, что время от времени я работаю по найму. Ценя вашу любезность, я тем не менее не смогу быть вам полезен. Я выхожу в море с утренним приливом, мои люди уже на борту за исключением этих двоих – за ними-то я и пришел.- Он вынул из кармана соломинку, опустил один ее конец в кружку с вином, а другой вставил в прорезь маски и сделал аккуратный глоток.- Мой маршрут уже намечен.
– Понимаю.- Я понизил голос.- На север и запад, к Краю мира?
Гуннар был слишком осмотрителен, чтобы ответить сразу.
– Вы знаете больше, чем я сам, сэр Сереброкожий. Мы всего лишь собирались отправиться в Лас Каскадас, чтобы пополнить экипаж. Грядет зима, и
Я разжал пальцы и показал предмет, лежавший на моей ладони. – Если вы предоставите мне койку на вашем корабле, ярл Гуннар, я расскажу вам о том, что держу в руке.
Колебаться было не в его привычках.
– Койка за вами,- ответил он.- Выходим в море с приливом.
Глава 9. Пьель Д'Аргент
Викинга гордость – темный дракон,
Лети, подчиняя себе волю волн.
И ветер пускай судьбоносный тебя
К богатым несет берегам.
Викинга гордость – темный дракон
Ушедшего князь, ты на смерть обречен.
В Одина волнах не сгинуть тебе,
Чёрный клинок смерть тебе принесёт.
Лонгфелло, "Князь ушедшего"
Незадолго до восхода солнца я уже был в порту и осматривал длинное изящное судно, стоявшее у причала. Я продал Соломона за недурную цену греку-торговцу, которому пришла в голову блажь выдать себя за рыцаря. Впридачу он получил от меня накидку и теперь мог похваляться перед собратьями-христианами, утверждая, будто бы он – крестоносец.
Вскоре после того, как мы выйдем в море, Соломон вернется домой в Ломбардию. Если повезет, он проделает этот путь без седока.
Узкий и на первый взгляд хрупкий, "Лебедь" даже на якоре выглядел полным сил и энергии, словно жилистый человек. Он рвался с привязи, гордый и самоуверенный, как птица, в честь которой был назван. Я слышал, что Гуннар приобрел его у обнищавших гренландцев, которые построили корабль, но не имели достаточных навыков, чтобы плавать на нем.
Я любовался обводами судна. Его роскошная носовая фигура с клювом изображала нечто среднее между лебедем и крылатым драконом. В его облике угадывалась невозмутимость величественной птицы, однако наклон палубы и посадка мачт создавали ощущение угрозы.
По старому обычаю викингов к поручню, разделявшему скамьи гребцов и навес, под которым они хранили свои пожитки и могли отдохнуть, выбившись из сил, были привязаны боевые щиты. Я знал, что многие викинги предпочитали дремать за веслами и вырабатывали привычку грести до полного изнеможения, чтобы потом от души насладиться покоем. На "Лебеде" добрая половина мест для щитов пустовала. Я решил, что экипаж состоит не только из скандинавов.
Я терпеливо дожидался у трапа, а на палубу тем временем начали подниматься пираты. Здесь были представители всевозможных народов, от исландцев до монголов.
– Клянусь богиней Иштар,- пробормотал какой-то перс, завидя меня,- я и не догадывался, что Гуннару так не хватает людей!
Национальность некоторых матросов я вообще не сумел определить, но заметил среди них высоких худощавых выходцев из восточной Африки, пару дюжих мавров, трех азиатов, а также греков, албанцев и арабов. У всех были мрачные лица людей, изведавших куда больше тревог и опасностей, чем мира и спокойствия. Некоторые из них занимали места у щитов, которые, очевидно, достались им от погибших. Два африканцаашанти принесли свои собственные длинные щиты. У многих их не было вовсе. Вооружение пиратов удивляло своим разнообразием. Если и была на свете команда подобранная для плавания в измерениях Хаоса, то это был экипаж "Лебедя".