Древо Жизора
Шрифт:
– Да не разгневается на меня блистательный король, но ее величество королева Англии переступила через рамки всех приличий. Она, по-моему, уж и не помнит о куртуазности и мезуре, предаваясь самому изощренному блуду. При том, не может не бросаться в глаза, что в свои сорок семь лет она выглядит весьма и весьма молодо, не более, чем на тридцать, и невольно приходится задумываться о причинах столь невероятного омоложения. При дворе графа Тулузского подвизаются не только трубадуры, но и всех мастей алхимики, колдуны, ведьмы, знахари, демонопоклонники... И ужасно, что юные Плантагенеты участвуют во всем этом. Я уж умолчу, в чем именно. Так больше не может, не должно продолжаться. Вы вправе потребовать от Раймона Тулузского полного повиновения. Я привез вам бумаги, свидетельствующие о том, что в свое время дед Элеоноры заложил Тулузу. Так что, ни о какой независимости владений Раймона от вашей короны не может быть и речи. Если он не подчинится, идите на него войной. Это будет священная война. Кроме всего прочего под крылом у Раймона
Так говорил в беседе с глазу на глаз королю Англии сенешаль Жан де Жизор. Едва только этот неприятный человек с властным и тяжелым взглядом объявился в Лондоне, король почувствовал себя в полном подчинении ему. Это было непонятно, отвратительно, даже стыдно, но Генри выслушивал длинные нотации сенешаля тамплиеров, кивая головой и не возмущаясь, что кто-то смеет советовать королю Англии таким безапелляционным тоном. Подспудно Генри негодовал на самого себя за столь очевидную и необъяснимую слабость, но, вместе с тем, его тешили рассказы де Жизора о распутстве Элеоноры, безумно смешили анекдоты о ней, в огромных количествах сочиняемые в народе. Генри возбуждался. Ему нравилось видеть себя во главе крестового похода. Он понимал, что не готов еще идти войной на дерзкого графа де Тулуза, но поддавался внушениям сенешаля Жана и воображал себя в сиянии воинской славы. Златокудрая Бриджитт Стратайр, новая пылкая наложница Генри, замучивая короля ласками, нашептывала ему те же самые слова, так что король даже как-то раз подумал, не приплачивает ли ей сенешаль Жан. Но тотчас эта мысль испарилась и, погружаясь лицом в пышные душистые кудри красавицы, - король шептал:
– Бриджитт, как ты хороша. Так и быть, я подарю тебе Тулузу и всех ее трубадуров в придачу.
И война разразилась.
Весь Лангедок, весь Прованс и вся Гасконь возмутились неожиданным жестким требованием короля Генри к Раймону Тулузскому явиться в Лондон и принести полную вассальную присягу. Раймон ответил гневным посланием, в котором говорилось, что земли, о которых размечтался король Генри, достаточно обильны и богаты, чтобы набрать сильное и многочисленное войско, способное дать отпор любому захватчику. Генри переправился через Ла-Манш и повел свою армию на Тулузу. Разрушив несколько замков и понеся значительные потери, король почувствовал, что пыл его заметно охладился. Войну с Раймоном и впрямь вести было пока что бессмысленно, и пришлось заключить с графом Тулузским унизительный мир, по условиям которого, соперники обязались забыть взаимные обиды. Вернувшись в Лондон, Генри намеревался изгнать из королевства сенешаля Жана де Жизора, но при первой же встрече с ним снова впал в зависимость от этого тягостного и властного взгляда. Пришлось ограничиться лишь удалением от себя красавицы Бриджитт Стратайр, заменив ее на другую, не менее пылкую и красивую.
А Жан де Жизор, казалось, надолго обосновался в Лондоне. Он поселился в отличном доме неподалеку от Тауэра, руководил постройкой замка для лондонской тамплиерской комтурии, вошел в доверие к членам государственного совета и всем давал наставления. Его слушались, с его мнениями считались, хотя все без исключения недолюбливали зарвавшегося нормандца. И если бы не страшное событие, потрясшее не только всю Англию, но и весь христианский мир, неизвестно, сколько времени еще прожил бы Жан де Жизор в городе на
ГЛАВА ТРИНАДЦАТАЯ
Цепь радостных и печальных событий обрушилась на Шомон с того самого года, как из Жизора уехал его угрюмый сеньор. Ригильда родила, наконец, второго ребенка, но это снова оказалась девочка, которую Робер назвал в честь своего старого друга-тамплиера - Франсуазой. Когда же Франсуазе исполнился год от роду, пришло известие о том, что тот самый друг, в честь которого она получила имя, избран великим магистром того ордена тамплиеров, который обосновался в Париже под покровительством короля Людовика. Увы, предыдущий магистр, Эверар де Барр, умер не своей смертью. Он был убит, причем убит так, что не оставалось никаких сомнений, кто совершил злодеяние: почерк ассасинов ни с каким другим не перепутаешь - кинжал в затылке и деньги, вытряхнутые из кошелька на поверженный труп. Говорили и о какой-то загадочной рукописи, которую Эверар раздобыл где-то незадолго до своей смерти и постоянно носил при себе. Ее-то как раз и не обнаружили.
Как бы то ни было, но избрание Франсуа Отона де Сент-Амана великим магистром обрадовало Робера до такой степени, что он стал всерьез подумывать, а не пойти ли снова служить ордену? Ведь Шомон расположен во владениях французского короля, а тамплиеры де Сент-Амана служат Людовику. Правда, Ригильда снова была беременна, но разве в Шомоне не обеспечен ей надежный уход? Покуда он раздумывал, посыпались несчастья, и первым стал пожар в замке, превративший уютное гнездо в обугленное, пропахшее дымом нагромождение стен. Больше всего старый Гийом де Шомон убивался по поводу своей сгоревшей библиотеки, в которой хранились рукописи, ровесницы "Энеиды" и "Дафниса и Хлои". Не выдержав горя, он скончался, так и не дождавшись рождения внука, коего назвали в его честь - Гийомом.
Пришлось Роберу смириться с тем, что отныне на нем лежит забота о замке и имении. За два года он заново отстроил Шомон, и замок засиял лучше прежнего. Беда только, что денег в казне у Шомонского графа не осталось ни ливра, и он снова стал подумывать, а не послужить ли у тамплиеров. Вдова Гуго де Жизора, Тереза, вышла замуж за старенького, но еще довольно бойкого Роланда де Прэ, и Робер рискнул оставить на него хозяйство, а сам отправился в Париж.
Великий магистр Франсуа принял гостя с почетом. В последний раз они виделись десять назад, когда де Сент-Аман гостил в Шомоне проездом, будучи еще коннетаблем. Тотчас затеялась веселая пирушка, во время которой великий магистр сам позвал Робера вновь послужить ордену.
– Кстати!
– воскликнул он.
– Ведь у меня вакантна должность сенешаля северных областей. Бедняга Эрро убит в смертельной схватке с мужем своей любовницы, хотя, я, честно признаться, больше подозреваю саму любовницу, а не мужа. Муж-то больно щуплый. А она - женщина в самом соку и твердости сил. Эрро любил крепких женщин. Ну так вот, на его место я хотел назначить Арно де Сент-Омера, но более потому, что он - внук того самого Бизоля де Сент-Омера, который входил в девятку первых тамплиеров Гуго де Пейна. Так пусть же он еще побудет коннетаблем, а сенешалем будешь ты. А?
– Нет, Франсуа, я не согласен, - отказался Робер.
– Я не привык перебегать дорогу кому бы то ни было. Тем более, я знаю, что Арно де Сент-Омер славный рыцарь, а я давно уже одомашнился, погряз в семейных делах. Позволь мне быть у тебя в ордене в том же звании, в каком я некогда оставил службу, - а звании шевалье.
– На твое "нет" - мое "нет"!
– объявил де Сент-Аман - Не хочешь быть сенешалем, не надо, я тебя не неволю. Но уж коннетаблем изволь сделаться! Не ниже! Пусть Арно становится сенешалем, а ты заступишь на его место. По рукам?
Так Робер снова вернулся в орден, хотя и в другой, не в тот, из которого уходил более десяти лет тому назад. Не прошло и месяца, как в подчинении у Робера оказался еще один де Шомон, Доменик, из Шомона Шампанского, а еще через некоторое время в орден вступил муж Идуаны де Жизор, Жан де Плантар. У Плантаров тоже дела шли не особо хорошо. Коннетаблю Роберу было поручено весьма важное дело - следить за появлением в северных владениях французского короля различных разбойничьих шаек, и как только там или здесь таковые появлялись, мгновенно отправляться в место их бесчинств и громить негодяев. Особенно много в последнее время стали разбойничать фламандцы. Ходили слухи, что Фландрия вообще хочет перейти под юрисдикцию английского государя, вот тамошние и забунтовали. Главарь разбойников, Ян де Брийг, совершал злостные набеги из своего замка на Брюгге, Инр'Кассель, Куртре и Гент. Сто пятьдесят рыцарей во главе с Робером де Шомоном осадили замок Брийг по всем правилам военной науки, и уже через два месяца привезли пленных разбойников на суд короля Людовика. Ян де Брийг и пятеро его ближайших сообщников были обезглавлены принародно, остальных отправили на галеры. Робер получил щедрое денежное вознаграждение и возможность отправиться на месяц в Шомон - повидаться с семьей и подлечить рану бедра. Когда он вернулся в Париж, радостный и счастливый, что в Шомоне все в порядке, дети растут, Ригильда по-прежнему страстно любит своего мужа, хозяйство не разваливается, а наоборот, начинает процветать, стояла веселая морозная зима. Почти одновременно с Робером в столицу Франции прискакал гонец из Англии с весьма важной и страшной новостью - убит Томас Беккет, и в убийстве этого праведника, этого нового Бернара Клервоского, обвиняют короля Генри Плантагенета!