Древолюция
Шрифт:
— Мои стоки, если не знаешь, вообще в озеро не идут! — разгорячился Жуков. — Они в реку сбрасываются! А река из озера вытекает, а не наоборот! Учи географию!
— Ладно, ладно, спокойно, — он сбавил тон, чувствуя, что Тарасыч прав. — Проехали тему. Ты лучше скажи, когда на рыбалку собираешься? Я бы тоже поехал, стресс снять.
— О чем разговор? Присоединяйся! Хоть в эту субботу можно.
— Ну, лады. Давай.
Почему-то он поверил Тарасычу. Раз на рыбалку зовет, значит, и впрямь не засоряет. Не будет же он отравленную рыбу есть? А может, это действительно тина какая-нибудь,
Алекс припарковал машину у забора, вслепую нашарил крючок калитки, открыл ее и вошел во двор. Дом у дяди–лесника был основательный и выделялся среди прочих домов на улице именно ощущением мощи и непоколебимости. Такие же чувства возникают, когда смотришь на пирамиду или какой-нибудь Тадж–Махал. Но дом дяди Пети совершенно не походил на пирамиду, но, тем не менее, вызывал именно такое ощущение. По крайней мере, у его племянника.
Рядом с калиткой, у сарая, с вечно разобранным мотоциклом внутри, стояла собачья будка. Но Алекс знал, что она пустует. Командор, так звали пса, умер с полгода назад, и дядя Петя пока не завел нового. А вот и хозяин.
Дядя Петя не изменился с той поры, как племянник видел его в последний раз. А было это уж больше года тому, когда Алекс приезжал писать о местном комбинате. Всклокоченные волосы, черная редкая бородка, местами тронутая проседью, неторопливые размеренные движения и ясные, острые глаза. Даже когда дядя напивался и нес несусветную чушь, эти глаза смотрели прямо и четко, создавая удивительный контраст.
— А–а, Сашка! — сказал дядя, шагая с крыльца навстречу Поборцеву. — Здорово.
Они пожали руки.
— Больно ты быстро добрался. Гоняешь, небось?
— Какое там, — усмехнулся Алекс. — У вас тут милиция строгая, не погоняешь.
— Ну, ладно, пошли в дом.
Расположились на кухне, где на стенах висели гирлянды сушеных грибов и пучки трав. Широкое окно давало много света и прекрасный вид на участок и улицу. Поборцев сразу заметил стайку ребятишек, скопившихся возле его новой машины.
— Сейчас колеса проткнут, — проронил дядя. Алекс невольно привстал и почувствовал на плече тяжелую дядину руку:
— Пошутил я. Ха–ха–ха! Не бойсь, наши ребята чужого не трогают. Ну что, по маленькой за встречу?
Алекс подумал, что сегодня вряд ли куда еще поедет, и кивнул:
— Давай.
Он не любил водку, но дядя бы обиделся. Лесник уважал традиции, особенно связанные с возможностью выпить. Кое-кто называл его пьяницей, но Алекс так не считал. Он знал, что дяде Пете остановиться так же просто, как курильщику бросить окурок. Раз — и все. Кроме того, дядя пил тогда, когда ему было хорошо, а когда было плохо — не пил. И почти никто не заметил, что, когда умер Командор, дядя так горевал, что не пил почти полгода.
Ухнули по первой.
— Водку-то ключница делала? — спросил Поборцев, поморщившись.
— Почему ключница? — нахмурился дядя Петя. Он взял в руки бутылку и внимательно рассмотрел этикетку. — Шемордановский завод спиртных напитков.
— Оно
— Ну, рассказывай, как у тебя там дела? Как работа? — спросил дядя.
— Да нормально, — Алекс не хотел распространяться про свои неурядицы. Он знал, что дядя высоко ценил его статьи и любил похвалиться известным племянником. Хотя какая там известность! У нас журналист становится известен, когда его грохнут, подумал Поборцев. За редким исключением.
— Работаю.
— Сюда-то тоже по работе приехал?
— Отдохнуть.
— Это хорошо, на рыбалку сходим, отдохнешь.
Дядя разлил еще по одной. Поборцев вздохнул. Придется допивать это пойло.
— Тогда после твоей статьи такая буча была! — не без удовольствия сказал дядя Петя. — Мне сосед, Сергеич, рассказывал. Начальство комбината забегало, давай стоки проверять. Не знали, за что хвататься! Потом комиссия из Екатеринбурга нагрянула.
— И что? — спросил Поборцев. Ему было интересно, чем закончилась история.
— Да ничего. Я думал, этого борова Тарасыча снимут, так нет, удержался. Правда, говорят, заставили новые фильтры для воды купить, — дядя чокнулся с Алексом и выпил. — Хорошо, что ты у нас такой… Журналист. А как в других областях? Кто там напишет? Ведь везде, везде землю губят! Туристы, мать их за ногу, где жрут, там и срут! Пол озера загадили! Наши-то местные знают, что нельзя костры жечь, где попало, мусор бросать, а эти… В городе живут, институты по-заканчивают, а то, что природа не может их городской мусор переварить — не понимают! Ладно, там кости — зверье сожрет. Кожура там всякая, бумага — сгниет когда-нибудь, ничего. А бутылки тысячу лет пролежат, а они их еще и бьют! Окурки в воду бросают! Варвары!
И он уронил на стол бугристый, испещренный шрамами кулак. Рюмки жалобно звякнули.
Это была больная и излюбленная дядина тема. Дядя Петя не зря стал лесником. Это была его стезя, его суть. И пока он работал, дымовцы могли не опасаться за свой лес. Надежнее охранника для этой земли найти было трудно.
Алекс вспомнил недавнюю историю, как дядя не побоялся начальства и высказал приехавшему в лесхоз проверяющему все, что думает о незаконных вырубках и загрязнении леса. Когда ревизор уехал, начальство пригрозило дяде Пете увольнением, на что он, нимало не стушевавшись, ответил, что у него племянник — известный журналист и, ежели что, он напишет и про них, как уже написал о комбинате…
Одним из ярких впечатлений детства Александра осталось происшествие в лесу. Ему тогда было лет восемь, наверное. Дядя накричал на туристов, устроивших костер в неположенном месте и к тому же замусорившим окрестные кусты. Один из отдыхающих, детина немаленького роста, казавшийся Саше просто громадиной, нехорошо выругался и демонстративно выплюнул хабарик. В следующее мгновение дядя Петя сдернул с плеча двустволку и выпалил из ствола под ноги наглецу. После чего тот мигом поднял окурок и собрал все бутылки в радиусе ста метров. Державший его под прицелом дядя сказал: