Дрейфус... Ателье. Свободная зона
Шрифт:
Симон (словно очнувшись от кошмарного сна). Лея, прошу тебя…
Лея. О чем?
Симон. Убеди ее не говорить больше на идише, пожалуйста. (Лея вздыхает. Колыбельная звучит все громче. Симон срывается
Лея (сдавленно шепчет). Симон, ночью, в доме, затерянном в…
Симон (прерывает ее). Ночью, днем, на улице, дома — нигде никто не говорит на идише, ясно? Никто больше не говорит на идише. Забыли, прекратили, заговорили по-французски. (Помолчав.) Черт, я же не прошу ничего особенного. Только одного, только одного! (Лея рыдает, зарывшись головой в постель. Симону становится ее жалко.) Ну ладно, ладно, если нас оставят вместе, поговорим об этом в Дранси, давай спать…
Лея. Даже когда она молчит, тебе кажется, что она молчит, как старая еврейка…
Симон. Пока пусть помолчит. А там видно будет…
Лея (перебивает его). Когда она начинает говорить по-французски, ты кричишь, что так еще хуже.
Симон. Пусть объясняется знаками, как глухонемые. (Лея не отвечает. Симон продолжает.) Тогда незачем было брать фамилию Жирар и обзаводиться фальшивыми документами. Ждали бы их дома, там все же было удобнее.
Лея (встает с кровати). Включи!
Симон. Что включить?
Лея. Свет!
Симон (ворчит). Тебя не поймешь: погаси, включи… (Неохотно зажигает свет. Лея одевается.) Что ты еще задумала?
Лея. Одеваюсь, ты же видишь?
Симон. Вижу! Но зачем?
Лея. Пойду прогуляюсь.
Симон (кивает). Если табачная лавка на бульваре Барбес открыта, будь добра, купи мне две пачки табаку «Капрал» и папиросной бумаги.
Лея. Будь добр, оставь меня в покое со своим бульваром и папиросной бумагой!
Симон (помолчав). Лея, предупреждаю тебя, на пятьсот километров вокруг все закрыто, и даже днем не подают ничего горячего… Только горькую настойку и домашний ликер.
Лея (стоя у двери). Лучше провести остаток ночи в свинарнике со свиньями, чем лишнюю минуту в одной постели с тобой.
Симон. Великолепно, но при условии, что здешние свиньи не антисемиты. Ложись, не валяй дурака.
Лея (идет к кровати, яростно крича). Чего ты хочешь? Что я, по-твоему, должна с ней сделать? Что?
Симон. Зачем так кричать? О чем это ты?
Лея. По-твоему, я должна была уехать в свободную зону со своим милым муженьком…
Симон. Благодарю.
Лея. …а ее оставить в Париже? Или бросить в Бон-ла-Роланде или Питивере?
Симон (напевает).
Все хорошо, прекрасная маркиза, Все хорошо, все хорошо. Но вам скажу, конечно, из каприза, Что там прекрасно слышно все.Лея (сидя на кровати). Значит, по-твоему, она больше не имеет права говорить, не имеет права дышать, права жить?
Симон. Разве я в этом виноват? (Лея пинает ногой пакеты и узлы, разбрасывает их по комнате, пытаясь отыскать шаль и теплые ботинки. Симон, приподнявшись на кровати, наблюдает за ней, потом спрашивает.) Что ты там делаешь? У тебя нервный тик, пляска святого Витта?
Лея. Порядок навожу.
Симон (тихо). Между нами говоря, неужели надо непрерывно стенать и читать лекции на идише каждому встречному гою в униформе?
Лея. Не надо, согласна, не надо! (Она наконец нашла, что искала, закуталась в шаль и собралась выйти.)
Симон. Лея! Не забудь взять у портье визитную карточку отеля. Если заблудишься, у тебя хотя бы будет адрес гостиницы!
Лея (с порога). Послушай, мне глубоко наплевать на то, что ты скажешь, плевать на все твои слова…
Симон. На обратном пути обязательно возьми такси.
Рири (в то время как Симон гасит свет). Что это с ней, папа-дядя?
Симон. Чего? Ничего, спи… «Папа-дядя!»
Рири. Мне нужно…
Симон. Ну, и что мне прикажешь делать?
Анри. Где сортир?
Симон. Там, за дверью — всюду, где захочешь.
Анри. А горшка нет?
Симон. Коврика у кровати тоже. (Анри встает и на ощупь идет к двери.) Анри, надень ботинки. Еще воспаление легких схватишь. (Но Рири уже вышел босиком, а на пороге другой комнаты с лампой в руке появляется Морисетта.) И ты туда же! У вас что, эпидемия? Прямо, мадам, дамская половина свободна.