Дрезд из Дроздена
Шрифт:
– Может… в башенке своей сидит? – спрашивает муж.
– Это ты её к этой башенке приучил, горюшко ты мое! Вот свалится, вот будешь знать! Завтра же снесу!
– Сама снесешь?
Ма хлопает дверью, бежит по лестницам, по коридорам, что за дом дурацкий, лабиринт, а не дом, зовет – Люси, Люси…
Нет Люси.
– Люси не видели?
Ма сталкивается с Матильдой, спрашивает:
– Люси не видели?
Уже и забыла Ма, что там Матильда с мужем вытворяла.
– Она туда пошла, – Матильда кивает в сторону границы.
– И не вернулась?
Ма
– И ты её отпустила?
– Так в сами сказали… пускать…
– Ох, чтоб я тебя не видела в доме больше!
Ма радуется, есть на ком злость сорвать. На Матильде. Ма распахивает дверь, бежит в темноту ночи, зовет – Лю-ю-ю-си-и-и-и!
Нет Люси.
Па бежит за ма, да погоди, дорогая, дай я…
А вон Люси.
Стреляет.
Раз, другой, третий.
Люси добивает оставшихся – девяносто восемь, девяносто девять…
Па обнимает сзади.
– Пойдем, принцесса?
– Не, погоди… надо еще одного…
Люси бежит в ночь, па за ней, и охранники, надо еще одного добить, до ста, это очень-очень важно…
Люси стреляет в темную тень, кажется, в Монстреллу.
Сто.
Пятьсот баллов. И десять бонусами.
– Ну… это нормально в её возрасте… понимаете, все мы проходили через стадию игры…
Ма кивает.
– Ну конечно, доктор… а то я так напугалась, когда она нищету эту жалела… ну ничего… это пройдет,
– Ну конечно… пройдет.
Здесь граду быть
Я огибаю невысокую скалу, иду к холмам. Пустыня ложится мне под ноги, как будто уже сдается мне, победителю – но я знаю, что это обман, что она не скоро признает себя побежденной.
Здесь нет ничего, только пустыня, бескрайняя, бесконечная, бесчувственная, как сама смерть. Чахлые деревца нет-нет мелькают на горизонте, и все кажется, что ветер занес их сюда даже не из лесов к северу, а вообще откуда-то с далеких звезд.
Мертвая земля, высохшая земля, – от северного до южного полюса, земля, никогда не знавшая жизни кроме вот этой вот чахлой поросли, отчаянно борющейся за жизнь. Я пришел на эту землю со звезд, сам не знаю, зачем пришел, все говорили, что я пришел зря.
Но я знаю, что на этой земле – когда-то – будут города.
Это сейчас здесь ничего нет, серые холмы и серые скалы, но я уже вижу, как положу здесь первый камень, как сложу из камней первый дом, и позову людей, и они поставят здесь первый город, и в городе будут жить люди.
Сначала никто не поверит, что здесь можно жить, будут прилетать сюда осторожно, нехотя, потом больше, больше, с умирающей земли, которой осталось жить какие-то тысячи лет, на новую землю, которую я нашел.
Здесь будут города…
Я огибаю невысокую скалу, иду к холмам. Пустыня ложится мне под ноги, как будто уже сдается
То тут то там на горизонте мелькают руины – руины городов, обломки, которым уже не суждено возродится. Стены и башни медленно рассыпаются в прах, и ветер уносит их останки в пустыню.
Я знаю, что на этой земле когда-то были города.
Когда-то, совсем недавно, может, лет пятьдесят назад здесь были цветущие города, от которых осталось одно воспоминание. Я брожу по мертвым городам уже второй месяц – даже не для того, чтобы найти кого-то живого, просто потому, что мне некуда больше идти.
Кажется, на всей планете не осталось ничего, кроме высохших костей и белых руин…
Я вспоминаю, как пал первый город, как исчезали один за другим остальные города, как держался последний район, и уцелевшие люди считали меня вождем, как на всей планете больше никого не осталось.
Кроме меня.
И синего солнца…
И не верится, что когда-то здесь были города…
Я знаю, что здесь будут города, я уже представляю себе на этой пустоши кварталы и площади.
Наверное, сначала придется строить одному, никто не верит, что у меня что-то получится. Но у меня должно получиться, просто должно. А куда еще перевозить людей с умирающей земли, как не сюда, не на эту землю – воздух редковат, но дышать можно, холодновато даже на экваторе, но ничего, зимой в Сибири и не такое бывает. Так что если посадить здесь деревья… И на Марсе будут яблони цвести…
На Марсе… Это дальше всякого Марса, сюда еще не каждый полетит, на дорогу уходят века – но никакой другой земли ближе к Солнцу я не нашел…
Города…
Здесь будут города…
Я прямо вижу, как мы дробим шахты, вытягиваем из чрева чужой земли топливо, как загораются в домах первые огни, как планету сковывают рельсы, туннели пневматических путей, как носятся скорые поезда, как небо рассекают флаеры. Вон там, на плато будет космодром, сюда будут день и ночь опускаться крылатые машины, везти людей, вещи, я представляю, как на какой-нибудь машине сюда привезут сокровища Лувра и Эрмитажа, спасенные с погибающей земли…
Это все будет…
Очень скоро…
Редкий воздух жжет мне легкие, но я верю, что когда-то здесь можно будет дышать полной грудью…
Я помню, что здесь были города, я еще представляю на этой пустоши кварталы и площади.
Никто не помнит, как все пришло в упадок, с чего началось начало конца – я спохватился, когда дело зашло слишком далеко. Человеческая колония рассеялась по всей планете, разбилась на области, автономии, федерации, империи, откуда ни возьмись появлялись новоявленные князья, президенты, императоры, властелины, потом были какие-то экономические блокады, эмбарго, потом кто-то обещал построить новый прекрасный мир, а кто-то обещал конец света.