Дрожь

Стивотер Мэгги

Это «э-э» его и сгубило. Если бы он не заколебался, думаю, наш класс удержался бы в рамках приличий.

Чья-то рука взметнулась вверх. Элизабет, одна из тех, кто до сих пор ходил в черном после гибели Джека, спросила:

— А правда, что тело Джека Калпепера похитили из морга?

В классе немедленно зашушукались, и вид у Кенига стал такой, как будто у него и в самом деле появилась веская причина пристрелить дерзкую девчонку.

— Я не имею права разглашать обстоятельства дела, расследование которого еще не завершено.

— Значит, идет расследование? —

послышался откуда-то с передних рядов мальчишеский голос.

— Моя мама слышала об этом от диспетчера, — перебила его Элизабет. — Это правда? Зачем кому-то похищать тело?

Версии посыпались одна за другой.

— Для отвода глаз. Прикрыть самоубийство.

— Для контрабанды наркотиков!

— Для медицинских экспериментов!

Кто-то из парней предположил:

— Я слышал, у родителей Джека в доме стоит чучело белого медведя. Может, они решили из Джека тоже сделать чучело.

Остряк немедленно схлопотал подзатыльник: злословить о Джеке и его родных было еще неприлично.

Кениг ошеломленно воззрился на миссис Румински, которая все это время стояла в дверях. Она с серьезным выражением посмотрела на него, потом рявкнула на нас:

— А ну тихо!

Мы притихли.

— Так его тело действительно похищено? — спросила она у Кенига.

— Я не имею права разглашать обстоятельства дела, расследование которого еще не завершено, — повторил он, однако на сей раз эта фраза прозвучала совсем беспомощно, скорее с вопросительной, нежели с утвердительной интонацией.

— Офицер Кениг, — заявила миссис Румински. — Джека у нас все любили.

Это была неприкрытая ложь. Впрочем, гибель магическим образом обелила репутацию Джека. Видимо, все остальные смогли позабыть, как он впадал в бешенство на переменах, а иногда и прямо посреди урока. Но я ничего не забыла. В Мерси-Фоллз слухи распространяются быстро, а про Джека поговаривали, что взрывной характер достался ему в наследство от отца. Не знаю, конечно, но, по-моему, человек сам выбирает, каким быть, и неважно, какие у него родители.

— Мы до сих пор в трауре, — добавила миссис Румински, кивнув на полкласса в черном. — Расследование — не главное. Главное — дать всем тем, кто его любил, чувство завершенности.

— Бог ты мой, — шепнула мне Оливия.

Я покачала головой. С ума сойти.

Офицер Кениг скрестил руки на груди и сразу же стал похож на ершистого ребенка, которого заставляют что-то сделать.

— Это правда. Мы занимаемся этим делом. Я понимаю, когда кто-то гибнет в таком юном возрасте, — и это говорил человек, которому можно было самому дать от силы двадцать, — это очень сильно действует на его окружение, но я прошу всех с уважением отнестись к горю семьи и тайне следствия.

Он явно был настроен непреклонно.

Элизабет снова вскинула руку.

— Как вы считаете, волки опасны? Вы получаете много жалоб на них? Моя мама говорит, что много.

Офицер Кениг снова взглянул на миссис Румински; впрочем, он, наверное, уже понял, что любопытство мучило ее ничуть не меньше, чем Элизабет.

— Я думаю, что волки не представляют угрозы для населения. Я —

и все мои коллеги тоже — полагаем, что это был единичный инцидент.

— Но на нее тоже напали, — не унималась Элизабет.

Вот счастье-то. Я не видела, как Элизабет указывала на меня, но она определенно это сделала, поскольку все лица немедленно обернулись в мою сторону. Я закусила губу. Всеобщее внимание не досаждало мне, но каждый раз, когда кто-то вытаскивал на свет божий историю о том, как волки утащили меня с качелей, все немедленно вспоминали, что это может случиться с каждым. Мне не давал покоя вопрос, как скоро эти воспоминания побудят их начать охоту на волков.

На моего волка.

Вот почему я не могла простить Джеку его гибели. Учитывая это и его неоднозначный послужной список в школе, я считала лицемерием идти вместе со всей школой на траурную церемонию. Проигнорировать ее, впрочем, мне тоже казалось неправильным; я не понимала, каких чувств от меня ожидают.

— Это было давным-давно, — возразила я, и Кениг явно вздохнул с облегчением, когда я добавила: — Много лет назад. И вообще, может, это были собаки.

Я соврала. Все равно никто не смог бы мне возразить.

— Вот именно, — решительно произнес Кениг. — Вот именно. Не стоит делать из диких зверей чудовищ из-за одного случайного происшествия. И разводить панику на ровном месте тоже. Паника ведет к неосторожности, а неосторожность — к несчастным случаям.

Он высказал мои мысли. Меня охватила смутная симпатия к этому чересчур серьезному полицейскому, который между тем вновь заговорил о карьере в правоохранительных органах.

На перемене одноклассники снова завели разговор про Джека, но мы с Оливией ускользнули к нашим шкафчикам.

Кто-то легонько подергал меня за волосы, и, обернувшись, я увидела Рейчел: она стояла у меня за спиной и печально смотрела на нас обеих.

— Девчонки, сегодняшнее сборище отменяется. Моя психованная мачеха затеяла семейную поездку в Дулут. Если она хочет, чтобы я ее любила, придется ей раскошелиться мне на новые туфли. Давайте перенесем все на завтра, например?

Едва я успела кивнуть, как Рейчел ослепительно улыбнулась нам обеим и умчалась прочь.

— Хочешь, пойдем ко мне? — спросила я Оливию.

Необходимость задавать этот вопрос все еще вводила меня в ступор. Раньше мы с ней и Рейчел каждый день торчали дома у кого-нибудь из нас троих, так сложилось само собой. Но когда у Рейчел появился парень, все почему-то изменилось и наша беззаботная дружба дала трещину.

— Конечно, — сказала Оливия и, подхватив свои пещи, двинулась за мной по коридору, но потом вдруг ухватила меня за локоть. — Смотри.

Она указана на Изабел, младшую сестру Джека, учившуюся в нашем классе; природа щедро наделила ее фамильной калпеперовской красотой и копной ангельских белокурых кудрей. Изабел разъезжала на белом джипе и была обладательницей карманной собачки, которую одевала в тон собственным нарядам. Меня очень интересовал вопрос, когда она наконец заметит, что живет в Мерси-Фоллз, где подобные вещи просто-напросто не приняты.