Друд, или Человек в черном

Симмонс Дэн

Мне безумно хотелось принять свой лауданум. И безумно хотелось очутиться дома, чтобы получить такую возможность.

«Апсидой» оказалось круглое помещение с каменным куполообразным потолком высотой футов пятнадцать. Мы вошли в него сбоку — как бы из хорового обхода, если расположение подземных коридоров здесь и впрямь соотносилось с планом какогото собора. «Алтарь» представлял собой массивный каменный постамент, очень похожий на тот, что сдвинул Хэчери в склепе высоко над нами.

— Если теперь

требуется передвинуть эту штуковину, — сказал я, указывая на постамент, — значит, наше путешествие здесь и закончится.

Диккенс кивнул и коротко бросил:

— Не требуется.

Полуистлевший занавес слева (он напоминал гобелен, но за несколько веков все узоры на нем потемнели в подземном мраке, стали черно-бурыми) частично отгораживал «алтарь» от пространства «апсиды» под каменным куполом. Другой занавес, попроще и еще сильнее изъеденный тленом, висел на каменной стене примитивного пресвитерия справа от нас.

— Крестная перегородка, — сказал Диккенс, указывая тростью на второй занавес.

Концом трости он отодвинул в сторону истлевшую ткань, и мы увидели узкий проем в стене. Ведущая вниз деревянная лестница была значительно круче и уже двух предыдущих. Стены и потолок почти вертикального тоннеля, пробитого в земле и камне, подпирали нетесаные бревна.

— Как по-вашему, эта шахта более древняя, чем сами катакомбы? — шепотом спросил я, спускаясь следом за Диккенсом по крутой лестнице. — Относится к раннехристианской эпохе? Или к древнеримской? Или к друидической?

— Вряд ли. Думаю, она проложена совсем недавно, Уилки. Не более пяти лет назад. Обратите внимание: ступени, похоже, сделаны из железнодорожных шпал. На них еще остались следы смолы. И шахту, скорее всего, рыли снизу вверх.

— Снизу вверх? — повторил я. — Откуда это — снизу?

В следующую секунду на меня накатила почти физически ощутимая волна смрада, давшая ответ на мой вопрос. Я полез в карман за платком, но тотчас же снова вспомнил, что Диккенс забрал его у меня и использовал не по назначению несколько долгих часов назад.

Через пару минут мы оказались непосредственно в канализационном коллекторе. Он представлял собой сводчатый кирпичный тоннель шириной всего семь-восемь футов и высотой менее шести футов, по дну которого не текла, а медленно ползла густая жижа. От нестерпимой вони у меня сильно заслезились глаза, и мне пришлось вытереть их рукавом, чтобы разглядеть, что там выхватывает из мрака бледный луч света, исходящий из фонаря в руке Диккенса.

Я увидел, что Диккенс прикрывает нос и рот шелковым платком. Так у него с собой было два платка! Вместо того чтобы накрыть трупики младенцев двумя своими, он реквизировал у меня мой, хотя наверняка прекрасно знал, что впоследствии платок мне понадобится. Негодование мое возросло.

— Всё, дальше я не ступлю ни шагу, — решительно заявил я.

В больших глазах Диккенса отражалось недоумение, когда он повернулся ко мне.

— Но почему, скажите на

милость, Уилки? Мы уже зашли так далеко!

— Я не намерен месить сапогами это. — Я раздраженно указал на зловонную вязкую жижу, ползущую по каналу.

— О, нам и не придется, — сказал Диккенс. — Видите кирпичные дорожки по обеим сторонам тоннеля? Они на несколько дюймов выше уровня этой грязюки.

«Грязюкой» мы, писатели, называем сильно правленные рукописи и гранки, которые издатели возвращают нам недоработку. Я задался вопросом, не отпустил ли сейчас Диккенс дешевую остроту.

Но по обеим сторонам узкого канализационного тоннеля действительно тянулись «дорожки». Впрочем, они едва ли заслуживали столь громкого названия: «дорожка» с нашей стороны имела не более десяти дюймов в ширину.

Я потряс головой, полный сомнений.

По-прежнему крепко прижимая платок к лицу, Диккенс достал из кармана складной нож и нацарапал три параллельные черты на кирпичной стене рядом с местом, где грубо сколоченная лестница выходила в сточный тоннель.

— Зачем это? — спросил я, но тотчас же сам сообразил. Видимо, зловонные испарения пагубно влияли на мои логические способности.

— Чтобы найти дорогу обратно, — ответил Диккенс. Сложив нож, он поднес его к свету и сказал ни с того ни с сего: — Подарок американских друзей, принимавших меня в Массачусетсе в ходе моей поездки по Штатам. Очень полезная вещь, как я не раз имел случай убедиться. Ну ладно, пойдемте, час уже поздний.

— А почему вы пошли направо, а не налево? — поинтересовался я, семеня вслед за ним по узкому кирпичному выступу и пригибая голову, чтобы цилиндр не зацепился за низкий свод тоннеля и не упал в нечистоты.

— Да так, по наитию, — сказал Диккенс.

Через несколько минут мы подошли к месту, где тоннель разветвлялся на три разновеликих рукава. По счастью, сточный канал здесь сужался, и Диккенс перепрыгнул через него, опираясь на трость. Он нацарапал три черты у входа в средний тоннель и посторонился, освобождая место для меня.

— Почему именно этот тоннель? — спросил я, когда мы углубились в него на двадцать — тридцать ярдов.

— Он самый широкий, — ответил Диккенс.

Мы подошли к следующему тройному разветвлению. На сей раз он выбрал правый тоннель и снова нацарапал три черты на кирпичной кладке.

Пройдя сотню ярдов по этому более узкому тоннелю, Диккенс остановился. Я увидел у противоположной стены (дорожки там не было) свечной металлический отражатель, закрепленный на лопасти заступа, погруженного черенком в вязкую жижу, а ниже подобие проволочного решета, прислоненное к стене. В отражателе еще оставался крохотный, буквально в четверть дюйма, огарок сальной свечи.

— Это еще что такое? — прошептал я. — Зачем это здесь?

— Имущество какого-то подземного старателя, — обыденным тоном промолвил Диккенс. — Разве вы не читали Мэйхью?