Друг детства Мегрэ
Шрифт:
— Сделайте одолжение.
— Поиски родственников Жозефины Папе так ничего и не дали, а дальше держать ее в Институте судебно-медицинской экспертизы невозможно. Может быть, понадобятся недели или месяцы на то, чтобы напасть на след ну, скажем, ее внучатого племянника. Не кажется ли вам, господин следователь, что надлежит уже с завтрашнего дня заняться ее похоронами? Она не нищая…
— Я передал в канцелярию суда те сорок восемь тысяч франков, которые получил от вас, поскольку не доверяю замку своего кабинета.
— Если
— Она была католичкой?
— Леон Флорантен, проживавший с ней вместе, утверждает, что нет. В любом случае, к мессе она не ходила.
— Пришлите мне счет. По правде сказать, понятия не имею, как все это оформляется… Дюбуа, вы записываете?
— Да, господин следователь.
Наступила самая неприятная минута. Но Мегрэ и не пытался избежать ее. Он ведь сам напросился на встречу.
— Я не прислал вам донесение, поскольку у меня еще ни в чем нет уверенности.
— Вы подозреваете того, кто жил с ней? Как там его?
— Флорантен. Есть все основания подозревать его, и все же я колеблюсь. Такое решение представляется мне чересчур простым. Кроме того, мы с ним вместе учились в Мулене. Это умный, тонкий, намного выше среднего человек. А не преуспел он в жизни из-за определенного склада ума: он не приемлет дисциплину. Уверен, люди представляются ему марионетками, и он отказывается принимать что-либо всерьез. Есть у него судимости. Чек без обеспечения. Жульничество. Год он отсидел, и тем не менее я продолжаю считать, что он не способен на убийство. Или же, если бы он пошел на это, то подготовил бы все таким образом, чтобы на него не пало подозрение. Мы не спускаем с него глаз.
— Он знает об этом?
— И даже польщен. На улице время от времени оборачивается и подмигивает нашему сотруднику. В лицее он был записным шутником. Вы, должно быть, знаете, что это такое.
— Да, такой есть в каждом классе.
— Только вот в пятьдесят лет они перестают быть смешными. Нашлись и прочие любовники Жозефины Папе. Один из них — весьма достопочтенный чиновник, жена которого — неврастеничка. Двое других богаты и имеют весьма солидное положение в обществе, один — в Бордо, другой — в Руане. Разумеется, каждый считал себя ее единственным другом.
— Вы раскрыли им глаза?
— Не только раскрыл, но и велел сегодня утром вручить каждому лично в руки вызов на очную ставку, которая состоится в три часа у меня в кабинете.
Я вызвал также и привратницу, поскольку уверен: она что-то скрывает. Надеюсь быть у вас завтра с новостями.
Четверть часа спустя Мегрэ в своем кабинете давал распоряжение Люка относительно похорон. Вручая ему деньги, он наказал:
— Сделай так, чтобы на похоронах были цветы.
Несмотря на зной, не спадавший уже несколько дней, открыть окна было невозможно: поднялся такой сильный ветер, что от него сотрясались деревья.
Вряд ли те, кто получил повестку с вызовом в уголовную полицию, пребывали
Два человека беспрестанно выступали в его мыслях на первый план: первым был, само собой разумеется, Флорантен, словно получающий садистское удовольствие от нагромождения улик, свидетельствующих против него, а второй эта чертова привратница, чей образ навязчивым кошмаром преследовал комиссара. Он решил послать за ней инспектора: с нее сталось бы и не явиться на вызов.
Чтобы хоть ненадолго забыть обо всем этом, он провел остаток первой половины дня за просмотром залежавшихся дел и так в них углубился, что с удивлением обнаружил: время близилось к обеду.
Он предупредил жену, что не будет обедать дома, отправился в пивную «У дофины» и сел на свое обычное место. Там уже собралось немало его сотрудников, были там ребята и из отдела по борьбе с наркотиками, и из общего отдела.
— Сегодня у нас телячье рагу под белым соусом, — сообщил ему хозяин.
— Замечательно.
— И графинчик моего фирменного розового?
Под шум голосов и взрывы хохота Мегрэ не спеша принялся за еду. Затем просмаковал кальвадос, неизменно подаваемый хозяином к кофе.
Без четверти три, вернувшись к себе, он принес из кабинета инспекторов стулья и полукругом расставил их в кабинете.
— Жанвье, ты все понял? Ты привозишь ее, держишь в пустой комнате и вводишь, только когда я позову.
— Вы уверены, что она поместится в машине? — сострил Жанвье.
Первым появился живой, полный энергии Жан Люк Бодар. Однако увидев стулья, он нахмурил брови.
— Семейный сбор или рабочее заседание? — спросил он.
— И то и другое.
— Вы хотите сказать, что решили собрать всех тех, кто…
— Вот именно.
— Годится. Кое у кого наверняка вытянется физиономия.
Как раз в эту минуту в кабинет вслед за стариком Жозефом входил, угрюмо озираясь, еще один участник встречи.
— Мне вручили повестку, но не предупредили…
— Вы и впрямь не единственный приглашенный, господин Паре. Присаживайтесь.
Как и накануне, Франсуа Паре был во всем черном, однако держался более скованно, чем на службе, и опасливо поглядывал на своего рыжеволосого соседа.
В продолжение следующих двух-трех минут не было произнесено ни слова. Франсуа Паре сидел возле окна, держа на коленях шляпу. Жан Люк Бодар в пиджаке спортивного покроя в крупную клетку смотрел на дверь, ожидая появления новых лиц.
Следующим вошел Виктор Ламотт. Возмущению его не было предела, и он гневно спросил Мегрэ:
— Это ловушка?
— Прошу вас, садитесь.
Мегрэ исполнял роль невозмутимого, приветливого хозяина дома.
— Вы не имеете права.
— Жаловаться будете в другом месте, господин Ламотт.