Друг народа... Да? (Жан-Поль Марат, Франция)
Шрифт:
– От всего сердца присягаю свободе и равенству, но не могу клясться в ненависти, которой нет в моем сердце.
Ее выкинули на улицу, и, как пишет один мемуарист, «кто-то ударил ее сзади саблей по голове. Из раны текла кровь, но ее крепко держали под руки, заставляя идти по трупам. На каждом шагу она теряла сознание». Группа негодяев прикончила принцессу ударами пик, потом ее раздели, и какой-то лакей отмыл тело от крови. Труп несчастной молодой женщины был осквернен самым отвратительным способом. Вот как описывает это событие Функ-Брентано:
«Одну
Потом кортеж убийц пешком отправился к старой башне тамплиеров, и подруги Теруань де Мерикур начали выкрикивать гнусные непристойности…
В это же время в комнату монархов вошел чиновник муниципалитета и грубо приказал:
– Эй, вы, посмотрите-ка в окно! Вам будет интересно.
Но этому воспротивился охранник:
– Не нужно, не ходите, они хотят показать вам голову госпожи де Ламбаль.
Мария-Антуанетта упала в обморок…
В этот вечер, целуя своего любовника, Симона Эврар прошептала ему весьма экстравагантную похвалу:
– Воистину, ты ангел убийства!»
Правильнее было бы назвать его демоном. Ну что ж, Марат добился своего. Он воистину сделался властителем умов обезумевшего народа. Однако умов ему уже было мало. Он желал теперь большего – реальной власти над страной.
Марат был так измучен своей экземой, что почти не спал, а питался крепким кофе да еще странным напитком – миндальным молоком, настоянным на глине. От страданий он медленно, но верно сходил с ума, и чем более помрачался его разум, тем большего количества жертв он жаждал. Теперь он хотел 260 тысяч голов контрреволюционеров, ровно 260 тысяч, не больше и не меньше (в начале революции «друг народа» был гораздо умереннее: настаивал только, чтобы на 800 деревьях Тюильрийского сада были повешены 800 депутатов с графом Мирабо посредине). Но сквозь бредовые кровавые статьи, от которых гибли сотни людей, все время сквозила совершенно ясная мысль о том, что стране нужна, необходима кровавая диктатура: «Без диктатора мы не спасемся, вне диктатуры нет выхода!»
В роли диктатора Марат видел самого себя.
Увы! Конвент не оценил по достоинству красноречия Марата. Его бесконечные призывы к убийствам и восстанию пугали всех. Некоторым депутатам осточертело, что этот пруссак (Марат, родившийся в кантоне Невшатель, считался подданным короля Пруссии) уже два года призывает французов убивать друг друга, и они представили проект закона, запрещавшего призывать к насилию.
– Пора строить эшафоты для тех, кто провоцирует убийства, – заявил депутат Керсен 25 сентября 1792 года.
Чтобы показать, против кого направлен проект закона, депутат Верньо
Вместо ответа Марат поднялся на трибуну. Он был в карманьолке, грязном красном платке вокруг головы, в котором он, судя по всему, даже спал; пряди жирных волос выбивались из-под этого странного головного убора. Кроме того, за пояс были заткнуты огромные пистолеты.
Марат выдернул один из пистолетов и пригрозил, что застрелится, если против него будет составлено обвинение.
Конвент морально содрогнулся. Марата оставили в покое.
Он вернулся к Симоне Эврар победителем.
– Я всем им отрежу голову, – похвалялся Марат. – Их кровь будет течь по мостовой, а я, как защитник народа, буду пинать их ногой в живот…
Марат продолжал публиковать свои статьи уже в новом издании, которое называлось «Газета Французской республики». Его статьи против жирондистов еще больше углубили раскол в Конвенте.
– Нужно убивать всех умеренных, – повторял он. – Умеренный – не республиканец. Убивайте! Убивайте!
Теперь его называли «прусский паук».
О смерти Марата мечтали многие. Но нашелся только один человек, который решил положить конец его кровавому владычеству.
Арест жирондистов вызвал сильные волнения по всей стране, и многие честные граждане испугались за революцию.
В Каене жила двадцатипятилетняя республиканка, которую звали Мари-Анна-Шарлотта де Корде д’Армон. Она была племянницей знаменитого драматурга Пьера Корнеля. Впрочем, это не имеет отношения к делу.
Встречаясь с людьми, бежавшими из Парижа, Шарлотта поняла, что именно Марат, «это грязное животное, отравлявшее революцию», виноват во всех ужасах, творимых в стране. 9 июля 1793 года она села в дилижанс, отправлявшийся в Париж, и, прибыв туда через два дня, поселилась в гостинице на улице Старых Августинцев.
Затем Шарлотта отправилась в Пале-Рояль, купила в одной из лавок за два франка нож для разрезания бумаги и двинулась на улицу Кордельеров.
– Я хотела бы видеть гражданина Марата, – сказала Шарлота Симоне Эврар.
– Он никого не принимает.
– Но я должна сообщить ему некоторые важные факты.
– «Друг народа» очень болен.
И дверь захлопнулась перед носом Шарлотты.
Чего-то в таком роде она ждала, поэтому вернулась в гостиницу и написала такое письмо Марату:
«Гражданин!
Я приехала из Каена; ваша любовь к Родине заставляет меня надеяться, что вы с интересом и вниманием выслушаете рассказ о несчастьях, происходящих в этой части республики. Я снова приду к вам в восемь часов, прошу вас, примите меня и уделите несколько минут для беседы. То, что я расскажу, позволит вам оказать огромную услугу Родине…»