Друг
Шрифт:
Я киваю, чтобы показать, что я, правда, ее понимаю.
– К тому же я собиралась скоро уйти на покой. И теперь, когда я стала жить одна, думаю, мне захочется больше путешествовать. И я не хочу, чтобы меня привязывал к месту какой-то пес, которого я вообще никогда не хотела у себя держать.
Я киваю. Я действительно ее понимаю.
Кто-то посоветовал ей связаться с частными приютами для собак, в которых им подыскивают новую семью и держат, не усыпляя, но у всех таких приютов, которые она обзвонила, были длинные листы ожидания. Ей было больно думать о том, что бы ты почувствовал, если бы она отдала твоего любимого пса человеку, которого она совершенно не знает, или в муниципальный приют, где, если его в течение определенного времени никто
– Вы поместили его в гостиницу для собак?
– Да, я поместила его в такую гостиницу, – говорит она, недовольная моим тоном, – потому что не знала, что еще могла бы сделать. Невозможно объяснить собаке, что ее хозяин умер. Этот пес просто не мог понять, что его папочка больше никогда не придет домой. Он сидел у входной двери и ждал день и ночь. Какое-то время он даже отказывался есть, и я боялась, что он умрет от голода. Но хуже всего было то, что время от времени он издавал этот ужасный звук – он выл. Это был звук не громкий, но странный, как будто стонал призрак или еще какое-то жуткое существо в этом роде. Он все выл и выл. Я пыталась отвлечь его собачьим лакомством, но он всякий раз отворачивался от него. Один раз он даже зарычал на меня. Иногда он выл ночью. От этого воя я просыпалась и больше не могла заснуть. Я лежала в кровати, слушая его, пока мне не начинало казаться, что еще немного – и я сойду с ума. И каждый раз, когда мне удавалось взять себя в руки, я снова видела, как он ждет своего хозяина под дверью, или он опять начинал голосить, и я снова расклеивалась. Мне необходимо было убрать его из дома. А теперь, когда я его выгнала, было бы жестоко по отношению к нему возвращать его в тот же самый дом. Я не могу себе представить, что он мог бы снова почувствовать себя здесь счастливым.
Я вспоминаю историю Хатико, пса породы акита, который приходил каждый день на токийскую станцию «Шибуя», чтобы встретить своего хозяина, возвращающегося с работы – пока однажды этот мужчина внезапно не умер и Хатико пришлось прождать его напрасно. Но на следующий день и каждый день после этого на протяжении почти десяти лет пес продолжал приходить на станцию, встречая поезд в урочный час.
Никто так и не смог объяснить Хатико, что такое смерть. Люди смогли только превратить его имя в легенду, поставив ему памятник и все еще воспевая ему хвалы даже сейчас, почти сотню лет спустя.
Как это ни невероятно, история Хатико – это не рекорд. Фидо, пес из города в окрестностях Флоренции в Италии, прождал своего хозяина четырнадцать лет (тот погиб под бомбежкой во время Второй мировой войны) на автобусной остановке, куда он обычно приезжал после работы. А до Хатико был Бобби, скай-терьер, который каждую ночь последних четырнадцати лет своей жизни проводил у могилы хозяина, умершего в 1858 году и похороненного на кладбище Грейфрайерз в Эдинбурге, Шотландия. Интересно, что люди всегда рассматривали подобное поведение собак как проявление крайней преданности, а не крайней глупости или какого-либо другого психического отклонения. Лично я сомневаюсь в правдивости сообщений из Китая о какой-то собаке, якобы утопившейся от горя. Но именно из-за подобных историй я всегда предпочитала держать у себя не собак, а кошек.
– Что если бы вы взяли его к себе хотя бы на время? Даже это очень бы ему помогло. Ваша компания-домовладелец не стала бы возражать, если бы пес пожил у вас всего лишь неделю…
Дело не только в домовладельце, возражаю я. Моя квартира просто крошечная. Псу такого размера в ней было бы негде даже повернуться.
– О, но это же сторожевой пес. Ему, конечно, нужна физическая нагрузка, но не в такой мере, как другим породам собак. Даже если спустить его с поводка, он не отошел бы от вас
– Я уверена, что так оно и есть, но…
– Всего лишь несколько месяцев назад он прошел ветеринарный осмотр. Он здоров, если не считать некоторых проявлений артрита, которыми очень часто страдают большие собаки его возраста. И ему, естественно, были сделаны все необходимые прививки. О, я понимаю, что прошу вас о большом одолжении, но мне действительно хочется хотя бы на время забрать бедолагу из этой чертовой гостиницы для собак! Но если я приведу его обратно в дом, клянусь, что он проведет остаток жизни, ожидая своего хозяина под дверью. А он заслуживает чего-то лучшего, вам так не кажется?
Да, думаю я, и у меня разрывается сердце.
Нельзя объяснить собаке, что такое смерть.
А собака, продолжающая любить, заслуживает лучшей участи.
Часть 2
В основном он меня игнорирует. Он мог бы с таким же успехом жить здесь один. Иногда он встречается со мною взглядом, но сразу же отворачивается опять. Его большие карие глаза кажутся на удивление похожими на человечьи; они напоминают мне твои глаза. Я помню, как один раз, когда мне пришлось уехать из города, я оставила кошку у бойфренда. Он не был любителем кошек, но потом он рассказывал мне, как ему нравилось держать ее у себя, потому что, как сказал он, я скучал по тебе, а держа при себе ее, я чувствовал себя так, будто со мною продолжает находиться часть тебя.
Держать у себя твоего пса – это то же самое, что иметь при себе часть тебя.
Выражение его глаз не меняется. Наверное, такое же выражение было во взгляде пса Бобби, который день за днем лежал на кладбище Грейфрайерз на могиле своего хозяина. Я еще ни разу не видела, чтобы он вилял хвостом. (Хвост у него не обрезан, хотя уши купированы – к сожалению, неровно, так что одно ухо немного больше другого. К тому же он кастрирован.)
Он не пытается залезать на кровать.
Если он начнет залезать на мебель, заверила твоя третья жена, достаточно сказать ему «Лежать».
С тех пор, как он переехал ко мне, он большую часть времени проводит на кровати.
В первый день, обнюхав мою квартиру – обнюхав вяло, без малейших признаков интереса или любопытства, – он залез на кровать и разлегся на ней.
Я так и не смогла произнести команду «лежать».
Я подождала, пока не пришло время ложиться спать. Днем он съел миску сухого корма и позволил мне себя прогулять, но он сделал это, по-прежнему не обращая внимания на то, что происходит вокруг и даже не замечая этого. Его не заинтересовал даже вид другой собаки. (Однако сам он неизменно привлекает внимание. Надо будет к этому привыкнуть, приноровиться к тому, что ты являешься предметом постоянного внимания, что тебя и его постоянно фотографируют на телефон и все время спрашивают: «Сколько он весит? Сколько он ест? Вы не пробовали кататься на нем верхом?») Во время первой прогулки со мной он постоянно ходил, опустив голову, словно какое-нибудь вьючное животное. А вернувшись домой, сразу же запрыгнул на кровать.
Это изнеможение от горя, – подумала я. Ибо я была уверена, что он все понял. Он умнее тех других собак. Он понимает, что ты ушел навсегда. Он понимает, что уже никогда не вернется в твой особняк.
Иногда он лежит на кровати, растянувшись во всю свою длину и глядя на стену. Прошла уже неделя, как он живет у меня, а я все еще чувствую себя скорее его тюремщиком, чем человеком, заботящимся о нем. В первую ночь, когда я позвала его по имени, он поднял свою громадную голову, повернул ее и искоса на меня посмотрел. Когда я подошла к кровати, и мое намерение согнать его с нее стало очевидно, он сделал то, о чем я не могла даже помыслить – он на меня зарычал.