Другая дорога
Шрифт:
И потери пруссаков от этого сосредоточенного огня были страшными. Но, тем не менее, они все равно продолжали упрямо идти в нашу сторону, сжимая в руках свои бесполезные ружья. Этого зрелища своей безнаказанно избиваемой пехоты не выдержал король Фридрих Первый. И по его приказу трубачи заиграли атаку для прусской кавалерии. Кстати, прусским кавалеристам также прилетало, пока они ровными коробками приближались к нам навстречу. Но, несмотря на ощутимые потери, они не ринулись в атаку без приказа, как это делали всегда поляки или татары. Дисциплина в прусской армии была хорошая. Прямо как и в русской армии. И теперь прусские кавалеристы дисциплинированно рванулись в атаку, облегченно выдохнув. Ведь очень тяжело вот так медленно двигаться, соблюдая равнение под огнем противника.
И вражеская кавалерия
В общем, атака прусской кавалерии застопорилась и превратилась в толпу обезумевших от страха лошадей и людей. После чего по моей команде в них врезалась атакующая лава русской конницы. Пехота противника тоже была впечатлена залпами русских ракет. Ровные шеренги прусских солдат дрогнули и остановились. Кое-где прусские пехотинцы даже начали бросать оружие и разбегаться. И здесь не помогали даже громкие вопли прусских офицеров и унтеров. Да, и осталось тех командиров у противника не так уж и много к этому времени. Ведь я специально учил своих солдат в первую очередь убивать вражеских командиров. А стрелять прицельно мои солдатики умели. Мы же их специально обучали меткой стрельбе. Это в европейских армиях сейчас делали упор на быстроту стрельбы и владение штыком или другим холодным оружием. Про меткую стрельбу там никто не вспоминал. Просто потому что стрелять метко на дальней дистанции из гладкоствольных ружей, находившихся на вооружении у всех армий Европы, было нереально. Сейчас европейские солдаты просто стреляли куда-то в сторону противника. Ведь у них на гладкоствольных фузеях даже нормальных мушек не было для прицельной стрельбы. Это вам не нарезное оружие. Из которого вполне возможно точно поражать цели, расположенные в двухстах-трехстах метрах от стрелка.
Вот кто-то скажет, что я начинаю уже действовать шаблонно, применяя раз за разом одну и ту же тактику во время сражений с врагами. Может быть и так? Но пока моя тактика работает и приносит мне победы. И зачем же тогда ее менять и изобретать велосипед? Ведь даже все эти гении тактики вроде Александра Македонского, Карла Двенадцатого, Наполеона, Суворова или Кутузова. Тоже вырабатывали свою определенную тактику боя, которую и применяли с разными вариациями во всех сражениях. Ну, а я не гений. Поэтому для меня и так сойдет. Ведь я пока побеждаю. Пока оно так эффективно работает. Я другого изобретать не стану.
Вот и теперь все сработало как надо. Прусская кавалерия в панике бежала, не выдержав натиска русской конницы. Прусская пехота продержалась чуть больше. Но также начала разбегаться, бросая оружие. А вот король Фридрих Первый был убит. Он, в отличие от трусливого польского короля Августа Второго, не удрал, а довольно храбро пытался остановить свои бегущие в панике войска. Но был зарублен русскими казаками, преследовавшими бегущих пруссаков. Жаль, конечно, что казачки его прикончили, в пылу боя сразу не разобравшись, кто находится перед ними. Но я за это их ругать не стал. А даже щедро наградил. Всего по итогам сражения при Франкфурте прусская армия потеряла примерно десять тысяч человек убитыми и ранеными и около одиннадцати тысяч пруссаков сдались в плен. Наши потери составляли сто три человека.
Вот после этой блестящей победы над прусской армией, которая считалась одной из самых лучших в Европе. Обо мне заговорили во всех королевских дворах Европы. До этого момента я ведь был каким-то диким восточным варваром. Который где-то там нагибал других таких же диких варваров. Да, да! Придурковатых поляков в той же Франции, Австрии, Англии, Голландии или Испании считали такими же дикарями как и русских. Поэтому победа моя над ними никого особо не удивила. А вот Пруссия – это уже совсем другое дело.
Следующие два месяца моя армия потратила на ограбление Бранденбурга. Многие города этого немецкого курфюршества лежали в руинах. Я выгреб оттуда огромные ценности и угнал множество пленных. Теперь то уже можно рассказать, зачем мне были нужны все эти пленные. Немцам я предлагал принимать православие и учить русский язык. После чего их расселяли на Урале, в Сибири , на Дальнем Востоке и на юге России. И знаете что? А около семидесяти тысяч немцев из Саксонии, Литвы и Бранденбурга стали таки подданными Российской империи, выполнив мои условия по смене веры и обучению русскому языку. И из них впоследствии получились очень неплохие граждане моей страны. Обрусевшие немцы были законопослушными, трудолюбивыми и никогда не бунтовали против власти российских императоров. Да, и не было пока еще в немцах того нацизма, который в них пророс в начале двадцатого века. Эти пока еще не были заражены нацистской чумой. Потому к русским людям они относились нормально. И с ними никогда не возникало проблем на национальной почве.
Но кроме немцев в нашем плену сейчас находилось около ста сорока тысяч литовцев, поляков и других прибалтов. Вот этим я стать своими подданными даже и предлагать не стал. Мне как правителю такой проблемный контингент был не нужен. Поэтому все эти люди пошли по уже налаженному каналу в Турцию. Где мы на всех наших пленных обменивали славянских рабов, томящихся в турецком рабстве. Турецкие корабли привозили в Крым рабов славянской национальности, которые потом становились моими подданными, а взамен загружали в свои трюмы поляков, литовцев и тех немцев, что не согласились становиться гражданами России, менять веру и учить русский язык.
Ну, да! Это мерзко и бесчеловечно. Может быть и так? Но здесь я мыслил уже не как Петя Столяров, а как Петр Первый, правитель огромной страны. О которой я должен заботиться. И я заботился. Менял врагов на нормальных граждан. Я не буду мучиться с прибалтами и поляками. Не стану с ними заигрывать, задабривать и облизывать, как это постоянно делали правители моей страны. Вот только толку с этой их мягкой и толерантной политики не было никакого. Скорее наоборот. Эти люди, которые были и остаются враждебными моей стране, чувствовали свою безнаказанность и постепенно борзели, презирая и ненавидя русских людей. И в итоге, от нас свинтили. А потом, получив независимость, еще и гадить России начали с энтузиазмом. Нет, такой хоккей нам не нужен. И я совсем не хочу обелить свое честное имя в глазах потомков. Прекрасно ведь знаю, что толерантные еврочеловеки потом обо мне столько гадостей понасочиняют. Я же, в отличие от Петруши, им особой воли в моей стране не даю. Я наоборот стараюсь идти своей дорогой. Да, кое-что полезное я позаимствовал у Европы. Но это не слепое поклонение перед всем европейским. Это, скорее, подход, в стиле древних римлян, о котором я уже говорил когда-то. Это когда заимствуешь у своих врагов что-то полезное, но без перегибов. И заставляешь его работать на пользу своей страны. Вот этому подходу я и стараюсь придерживаться на протяжении всего своего правления.
Когда мои войска подошли к Берлину и осадили его, то королевство Пруссия капитулировало и сдалось на мою милость. После этого уже началась Большая Дипломатия. Сейчас правителем Прусского королевства стал тринадцатилетний Фридрих Вильгельм Первый, сын покойного Фридриха Первого. Этот пухлый мальчик совсем не был похож на сурового прусского правителя. Которого в другой истории должны были назвать король-солдат. Впрочем, здесь у Фридриха Вильгельма такого прозвища, скорее всего, не будет. Так как Пруссию ждет совсем другая судьба.