Другая Грань. Часть 1. Гости Вейтары
Шрифт:
— Вы и так помогли нам больше, чем мы смели рассчитывать, — искренне ответил Нижниченко. — Вопрос в другом: как быстро мы сможем покинуть это небезопасное место.
— Лучше спросить об этом Наромарта, его способности целителя воистину велики.
— Непременно, но сейчас он занят: молится над Битым и Йеми, и мы не стали ему мешать.
— Я могу только предположить, что Битый завтра будет в состоянии выйти в путь, хотя идти придется медленнее и пройти мы сможем не так уж и много. Что же касается Йеми… даже не знаю. Возможно, что и его Наромарт завтра поднимет на ноги. Если нет, то послезавтра утром он оправится от ран, это совершенно точно. Мы сможем выйти отсюда на рассвете.
— Значит,
— Нет, это совершенно невозможно. От предгорий до этого места пешим маршем никак не меньше суток пути, да и то, если прекрасно знать горные тропы. А ведь до предгорий надо ещё добраться. Но, самое главное, надо узнать, что здесь произошло.
— А не может быть такого, что против вас были высланы сразу два отряда? Мы победили один, но вот-вот подойдет второй?
— Я не военный человек, но мне кажется, что такой поступок был бы глупым и бессмысленным.
— Мне тоже так кажется, но всё же… Я бы хотел допросить наших пленных. Кстати, что вы намерены делать с ними?
— Пожалуйста, допрашивай. А намерения мои просты: они смогут покинуть это место спустя некоторое время после нашего ухода.
— Вы хотите их отпустить?
Старый изонист снова удивленно поглядел на Нижниченко. На этот раз — не только удивленно, но и осуждающе.
— Разве я могу поступить с ними по-иному?
— Но объясните, почему?
— Во имя человеколюбия.
— И всё?
— Не надо говорить лишних слов, Мирон. Я уже сказал, что я — не военный человек, но понимаю, что выбор прост: либо отпустить их, либо убить. Третьего не дано. Иссон учит, что пленных надо щадить, если есть хоть малейшая возможность это сделать. Такая возможность у нас есть, значит, они получат жизнь и свободу. Возможно, хотя бы один из них поймет, что нельзя убивать беззащитных и невиновных. А может, это поймет его ребенок. Да хоть случайный бродяга, которому кто-нибудь из них расскажет в харчевне за кружкой пшеничного пива или кислого вина эту историю. Неважно.
— А если не поймет никто?
— Мирон, неужели ты настолько не веришь в добро? — священник особенно выделил голосом слово "настолько". — Не назвал бы ты безумцем того пахаря, который сеет зерно, приговаривая при этом: "Зерно плохое, ничего не взойдет". Не сказал бы ты ему: "Возьми хорошее зерно, и не трать зря своего времени"?
— Но если зерно хорошо, вот только плохая земля?
— Полно, Мирон. И на камнях растут деревья…
Генерал отошел от священника в глубокой задумчивости. Машинально направился в свою хижину, чуть не столкнувшись при этом с Наромартом.
— Кстати… Что с нашими ранеными?
— Лучше, чем мне показалось вначале. Полагаю, Битый уже к вечеру будет здоров, у него просто потрясающие способности к восстановлению сил. Ну а Йеми, если боги будут к нам милостивы, поднимем на ноги завтра утром.
— Надо обсудить, что делать дальше, а без Йеми, сам понимаешь, легко принять неверное решение. Он хоть говорить сегодня сможет?
Эльф задумчиво потеребил рукой подбородок. Совсем как человек.
— Вообще-то сейчас ему больше всего нужен покой. Самое лучшее — крепкий сон. Но ты прав, отсюда нам придется скоро уходить… Может, имеет смысл обсудить это дело вечером, когда Йеми хоть немного отдохнёт?
— Вечером — так вечером, — согласился Мирон.
С точки зрения земного оперативного военного искусства конца двадцатого века это было вопиюще бессмысленной потерей времени, но он чувствовал, что ничего страшного и непоправимого из-за этой задержки не произойдет. Ощущениям своим Мирон привык доверять. К тому же, было уже не ощущение, а твердая уверенность, что на то, чтобы переключить
День проходил в тягучих и нудных бытовых заботах. Солдаты зарезали и освежевали овцу и под присмотром и руководством Огустина сварили в здоровенном котле прямо посреди двора гороховый суп с бараниной. И раненые и здоровые наелись до отвала, осталось ещё и на ужин. Всех раненым Огустин, кроме того, заставил выпить по чаше местного красного вина, якобы, полезного в случае кровопотери.
Другие легионеры, вместе со своим офицером, на опушке леса у подножия холма рыли для павших в бою могилы. Бежать никто из пленных не пытался. Тела погибших воинов, освобожденные от доспехов, укладывали в неглубокие ямы, сверху насыпали холмики и воздвигали небольшие каменные пирамидки. Душегубца Гручо похоронили чуть в стороне, пирамидку на его могиле устанавливать не стали. Тело Тианы оставалось в изонистской молельне, Огустин и присоединившийся к нему Наромарт читали над ним молитвы.
Балис, после того, как тщательно прочистил автомат и отыскал не выстреливший патрон, занялся изучением оружия и доспехов и даже примерил на себя сегментату, в которой имел довольно комический вид. Панцирь, рассчитанный на местного жителя небольшого роста, высоченному морскому пехотинцу едва защищал пах. Естественно, он ещё и оказался слишком тесен, Гаяускас едва сумел в него влезть. В общем, воевать в доспехе с чужого плеча нечего было и думать.
А вот короткие мечи легионеров в случае нужды он бы вполне мог использовать. Конечно, до его боевого ножа им было так же далеко, как броненосцам девятнадцатого века до крейсеров конца двадцатого, но, в случае чего, и с такой вещицей можно было всерьез постоять за свою жизнь. Единственным серьезным недостатком была рукоятка: непривычно тонкая, с непропорционально большой овальной гардой, защищающей кисть от соскальзывания вражеского клинка, и тяжелым набалдашником на конце. Наверное, для удара на отмахе. Перехватывать такой меч было нелегким делом. Кроме того, следствием неудачной конструкции было нарушение балансировки. То есть под ту технику боя мечами, которая культивировалась в имперской армии, оружие было сбалансировано, надо полагать, почти идеально, только вот техникой этой Балис не владел. А для того ножевого боя, которому его учили, эти мечи подходили, мягко говоря, не особо хорошо.
Сашка, так же с интересом изучавший захваченное оружие, предложил Мирону в качестве трофеев забрать себе пару железных кинжалов, принадлежавших ранее двум покойникам в железных доспехах. Засим последовал не очень долгий, но довольно горячий спор о разнице между сбором трофеев и мародерством. Оказавшись в меньшинстве сначала против Сашки и Балиса, а затем и против поддержавшего их привлеченного горячим спором благородного сета, Нижниченко решился внести некоторые поправки в свои взгляды на эти вопросы. По всему выходило, что стычек им предстоит выдержать немало, хотелось бы выходить из них победителями, а не жертвами. А раз так, то вопрос об отношении к имуществу побежденных будет вставать снова и снова. В конце концов, и вправду есть существенная разница между циничным обиранием мертвых тел и взятием в качестве трофеев некоторых вещей, которые могут пригодиться в самое ближайшее время.