Другая история литературы
Шрифт:
А средневековые западноевропейцы, говорят историки, предпочитали не лепить горшки из глины, а выстругивать их из дерева, почему те и сгнили к нашему времени. Также в большом ходу у них были изделия металлические, которых греки не знали:
«Об увеличившемся употреблении металлических сосудов свидетельствует то обстоятельство, что производство их в середине X в. достигло в некоторых местностях такого развития (преимущественно в Нидерландах), что изделия эти в большом количестве вывозились на продажу».
Возможно, все гораздо проще: средневековая Греция специализировалась на производстве керамической посуды (и ее, найденную в разных местах, относят к «античности»), а Северная Европа — на изготовлении металлической (ее, найденную и в Греции тоже, относят к средневековью — это так называемый «средневековый антик»). Причем совершенно особый характер
«Сосуды для питья по-прежнему состояли из различных чаш и кубков, с той разницей, — пишет Вейс, — что теперь их чаще делали из дорогих металлов… Встречаются также, хотя и редко, сосуды для питья из других материалов, например из кокосовых орехов или страусовых яиц, привезенных с Востока. Сохранившийся до наших дней „питейный сосуд святого Ульриха“ (923–973 гг.) сделан из тыквы, обложенной внутри серебром, и с золотым щитком, на котором вырезан лик святого.
Из уцелевших сосудов, относящихся ко времени от Константина до Юстиниана, заслуживают особого внимания небольшой потир и дискос, найденные вместе с монетами Юстинина и Афанасия (508–527 гг., XIV реальный век)… Он (потир) снабжен двумя ручками, а по верхнему краю усыпан мелкими драгоценными камнями (рубинами и изумрудами), ограненными в виде сердец и оправленными сканью. По своей форме он соответствует тем чашам, которые при совершении Священных Таинств использовались в греческих церквях и в более поздние времена».
Итак, можно предположить, что всю, так сказать, «светскую» художественную керамику археологи отнесли к античности, а в средневековье осталась металлическая посуда из золота и серебра. Изделия же древнегреческих «металлистов» Ментора, Боефа, Миса, Акрагаса не сохранились!!!
Нам говорят, что историки не против высоко поднятой планки доказательств, но хорошо ли представляют они себе, что это такое? Им бы следовало отказаться от романтической фразеологии и подумать над такими скучными вещами, как теория вероятности. Насколько вероятно, что ВСЯ древнегреческая металлическая посуда и ВСЯ средневековая глиняная не сохранились?.. Или, если известный китаист доказывает древность культуры Китая тем, что сегодня живут тысячи потомков Конфуция, то можно ли считать это «высоко поднятой планкой» доказательств? Он, видимо, забыл, сколько было детей у лейтенанта Шмидта, или не знает, как десятки большевиков клялись, что «несли бревно вместе с Лениным». Пора отбросить все несуразицы, которыми замусорена история человечества. Как писал Б. Ф. Поршнев: «В науках о человеке должен произойти переворот, который можно сравнить лишь с коперникианской революцией».
Говоря о костюме в России, Г. Вейс неоднократно утверждает, что он с XIII века подвергся сильному монгольскому влиянию. Однако в чем сказалось это влияние, не говорит:
«Основываясь на некоторых памятниках, мы можем заметить некоторые моменты перехода от византийского костюма к монгольскому… Гораздо отчетливее, чем в национальном костюме, отразилось монгольское влияние на церемониальном царском орнате, причем в крайне варварском смешении с древневизантийскими формами. Царское одеяние соединяло в себе все, что может поразить неразвитого человека».
Из цитаты следует, что влияние монголов на русский костюм не отчетливое. В таком случае, правильнее было бы говорить о «восточном влиянии» в более широком смысле, а не о монгольском. Восточное же влияние сам Вейс находит и в европейском костюме.
Достоверные сведения о турецком костюме датируются лишь концом XV века. Он образовался, как считает историк, от слияния традиционной (?) формы с арабо-персидской. Что понимает он под «традиционной», не понятно. Нам под таковой, видимо, следует понимать одежду византийскую.
ВОЙНА И ВЛАСТЬ
Череда «возрождений»
Мы писали уже не раз, поясняя примерами: как только видите в истории какое-либо «возрождение», так и знайте: перед вами хронологическая ошибка, «зигзаг», когда имеется или перепутанное местами прошлое и будущее, или прямой повтор, отражение событий средневековья в прошлом, причем, бывает, неоднократное. Так, XV век, «возрождающий» античность, сам повторяется в прошлом то как «каролингское возрождение», то как «византийское». Известное «эллинское возрождение» в Риме II–III веков н. э. — это еще одно отражение реального XV века. Читаем в «Истории всемирной литературы»:
«Усиливается потребность оглянуться на прошлое, подвести итоги пройденному пути. В начале принципата такая потребность вылилась, как мы
Как в III веке (который в «римской» волне растянут на три линии), так и с конца XIII века до 1348 года мы видим культ римской классики, а затем ее возрождение после пандемии чумы XIV века. Можно сказать, что ритор Филострат, подводя в III веке итоги этого возрождения, длившегося от окончания пандемии чумы и до конца XV века, назвал его «философствующей риторикой», провозгласив ее мастеров непосредственными продолжателями древних. Возрождалась предшествовавшая культура, пострадавшая от чумы и резкого, в два-три раза, уменьшения численности населения.
Эта история и отражается в «эллинском возрождении», изобилующем возвратом к старине. Придворный астролог Фрасилл выпускает новое издание сочинений Платона, впервые расположенного по тетралогиям. Александриец Энесидем возрождает скептицизм. В философии Эпиктета и Марка Аврелия очевиден поворот от позднейших эклектических форм стоицизма к более ранним, — вплоть до истока стоической философии, кинизма.
В римской риторике «отдельные виртуозы достигали такого совершенства, что их сочинения долго принимались за подлинные произведения V в. до н. э.; но большинство писателей довольствовались более отдаленным подражанием, оставлявшим больше места собственному вкусу». В точно таких же выражениях описывают и искусство Ренессанса, идеально «копировавшего» древность!
Происходит искусственное возрождение диалекта 600-летней давности. Может ли кто-нибудь из историков внятно объяснить: зачем? Какая в том была необходимость? Какие закономерности заставляли переходить от развитого языка к не развитому? И ведь это всё мы уже видели в III–II веках до н. э., на этой же «линии», когда говорили о таком удивительном явлении, как аттикизм! Литературоведы вынуждены придумывать отличия между «возрождениями», а получаются всё только параллели и прочие схожести:
«Аттицизм I в. н. э. был служителем классицизма, аттицизм II в. н. э. становится служителем модного маньеризма. Параллельно аттицизму I в. н. э. в Риме был неоклассицизм Квинтиллиано… Параллельно аттицизму II в. н. э. в Риме становится архаизм Фронтона, наставника Марка Аврелия»…
«По существу, Плутарх (ок. 45 — после 120) решал ту же проблему монументально-сентиментального изображения старины и ее актуального переосмысления, какую в Риме решал Ливии»…
«Эллинистический период противополагается классическому как эпоха маньеризма — эпохе классики… Их отношение аналогично отношению Ренессанса и Барокко… В самых общих словах можно сказать, что маньеризм после классики означает культ крайностей после культа гармонии, культ индивидуальности после культа общей нормы»…
«Безраздельное господство эллинистического маньеризма не затягивается до конца античности, а приблизительно на рубеже I в. до н. э. и I в. н. э. уступает место классической реакции (в литературе она носит название аттицизм); I в. до н. э. можно считать в этом отношении переходным периодом… именно установление римского господства в I в. до н. э. породило стремление эллинистического общества компенсировать политическое поражение культурным возрождением».
«…Феофраст, преемник Аристотеля и учитель Менандра, оставил сочинение „Характеры“ — 30 маленьких и ярких очерков, в которых перечисляются черты поведения льстеца, наглеца, болтуна, сплетника, хвастуна, брюзги, скряги, труса и т. д. — знаменитый образец для нравоописателей-моралистов Нового времени с Лабрюйером во главе».
«…Уже преемник Аристотеля Феофраст (332–287) сосредоточивается главным образом на том, чтобы приблизить метафизические категории своего учителя к традиционным понятиям… Академики отказываются от пифагорейской догматики позднего Платона и возвращаются к сократической диалектике раннего Платона…» [34]
34
«История всемирной литературы», издание АН СССР 1983–1994.