Другая история Средневековья. От древности до Возрождения

Калюжный Дмитрий Витальевич

Удалось восстановить общие названия для металлов, но только для цветных. Общего слова для железа нет, что явно показывает: железо появилось уже после расчленения индоевропейского языка на отдельные диалектные группы.

Почти не удается обнаружить соотносимости в названиях боевого оружия, возможно, потому, что оружейное дело начало развиваться позже, одновременно с развитием национальных языков и «национального самосознания». Первичные индоевропейцы между собой не воевали (в отличие от нас нынешних они еще осознавали свое родство, да к тому же земли хватало

на всех). Оружие, конечно, было, но не боевое, а только охотничье.

Охота — первое и древнейшее занятие людей. Любопытно, что в русском языке по сию пору живо одно слово с тех времен, слово, означавшее охоту, слежение глазами за дичью или ее преследование.

«Секешь»? — спрашивает иногда один собеседник другого, имея в виду, следит ли тот за высказываемой мыслью. «Секу», — ответствует спрашиваемый. Индоевропейский корень СЕК. Слово это не встречается в литературе, нет его и в словаре В. Даля; сохранилось только в студенческом фольклоре.

Тут мы возвращаемся к слову, с которого начали обзор индоевропейских диалектов: означавшему женщину, рождение, род вообще: КЕНТ. Оно живо в русском языке в значении «человек моего рода», «свой человек», «друг», но применяется теперь почти исключительно в уголовной среде.

Европа: Котел Цивилизации

В неопределенный момент группы молодежи первичного индоевропейского племени начали расселение по Европе. Это было не столько переселением народа, сколько переселением культуры и языка.

Двинуться в путь этих людей заставил факт, прежде небывалый: они не могли более найти работы. Им нечего стало делать! Освоение земледелия и скотоводства, применение в работах коня вызвали такое изобилие пищи на принадлежащих племени землях, такой быстрый рост производительности труда по сравнению с охотой, рыболовством и сбором диких плодов, что прокормить все племя могло теперь небольшое количество работников.

Но избыток пищи приводил к более бурному, чем раньше, росту численности людей.

Едва только начав заниматься трудом по производству продуктов, а не простому их добыванию, люди столкнулись с этой проблемой. О скорости процесса позволяет судить анализ индоевропейского праязыка. В нем есть уже слово пасти, но нет еще слова пастух; имеется основа для слова зерно, но нет классификации зерен по злакам (кроме ячменя). Названия злаков появились позже, после развития диалектов и национальных языков.

Зерно

древнеирландский — gran

готский — kaurn

древневосточнонемецкий — korn

совр. немецкий — Korn

древнеанглийский — corn

совр. английский — corn

прусский — sirne

старославянский — zrino

русский — зерно

Соплеменники, ставшие лишними на «празднике труда», делали выбор: осваивать еще более новые профессии, то есть заниматься ремеслами и торговлей, или переселяться на земли, не знающие пока сельского хозяйства.

Те, кто выбрал второй путь, уходили. Найдя место для нового стойбища, они обустраивались, заводили все хозяйство, выменивали или крали себе жен, а через сто-двести лет сталкивались с той же самой проблемой — перенаселением, и юноши нового поколения уходили

вперед, ставили новый поселок на расстоянии дневного перехода от старого… И так повторялось вновь и вновь.

Исторически известно: у «древних римлян» (на самом деле, у средневековых ромейцев и романцев) было принято, чтобы юноши давали обет, обещание (однокоренные слова) по достижении 17 лет отправляться в путь.

Если новые земли оказывались уже заселенными, то, в зависимости от конкретной ситуации, события развивались по одному из трех вариантов. Первый: мигранты проходят мимо. Второй: они остаются, а более слабое и дикое местное население уходит. Третий и, видимо, самый частый: пришедшие представители более культурного племени, будь их хоть десять человек, подчиняют местных, условно говоря, варваров, становясь их вождями. Они обучают их земледелию, скотоводству и ремеслам, передавая свою речь со всеми специфическими технологическими терминами. Язык при этом мог развиваться в какую угодно «сторону». И нельзя сказать, что пришедший культурный народ захватил землю и ассимилировал местных жителей; нет, культура, принесенная малым числом людей, захватила их.

Скорость расселения людей зависит от типа производства. Земледельцы движутся медленно, столетия на сотни километров; скотоводы быстрее; а вот охотники, которые первыми осваивали незаселенную планету, очень быстры. Подсчитано, что 100 человек, двигаясь по необитаемой Америке из Канады на юг со скоростью 16 км в год, дойдут до Мексиканского залива за 300 лет, размножившись при этом до 300 тысяч человек и съев по пути сто миллионов голов крупных млекопитающих.

Эпоха заселения Европы была тем временем, когда культурный человек, придя но новую землю, мог с полным правом и уверенно сказать: пришел, увидел, победил. Так английские мореплаватели в более поздние века, приплыв на остров, населенный дикарями, втыкали в землю свой флаг, и остров становился английским: победили. Не с кем было воевать, некому было что-либо доказывать. Пришел, увидел, — значит, уже победил.

Чем дальше расходились племена потомков пра-индоевропейцев и чем дольше это продолжалось, тем большие изменения происходили в языке; начали появляться диалекты, отличавшиеся друг от друга.

Города возникли уже в эпоху неолита, нового каменного века. Неолит и был периодом:

«…перехода от присваивающего хозяйства (собирательство, охота) к производящему (земледелие, скотоводство), хотя присвоение продолжало играть большую роль. В эпоху неолита орудия из камня шлифовались, сверлились, появились глиняная посуда, прядение, ткачество»

(Советский Энциклопедический словарь, 1989 год).

Ученые традиционно относят неолит к восьмому-третьему тысячелетиям до н. э. (а можно и поспорить).

Н. А. Морозов пишет:

«В период рассеянного, блуждающего, газоподобного состояния одиночных обитателей или мелких человеческих стад Земли не могло, конечно, возникнуть у людей никакой отвлеченной мысли. Человеческая речь не могла выйти за пределы простой сигнализации друг другу окружающих явлений внешнего мира посредством небольшого числа членораздельных звуковых символов».