Другая любовь. Природа человека и гомосексуальность
Шрифт:
Вот и стал он просить, чтобы Хлоя полежала с ним подольше, во исполнение советов старика. Когда же она задала вопрос, что ж еще остается им делать нагими, кроме как целовать, обнимать и вместе лежать, Дафнис отвечал: «То же, что бараны с овцами и козлы с козами. Разве не видишь, что после того, как дело сделано, овцы и козы от них не бегут, а те не томятся, гоняясь за ними, но, как будто взаимно вкусив наслажденья, месте пасутся. Видимо дело это сладостно и побеждает горечь любви». Хлоя возразила, что животные это делают стоя, а им велено лежать нагими. «Послушался Дафнис и, вместе с нею улегшись, долго
Вскоре приглянулся он разбитной бабенке, которая и решила, отведя его от Хлои, обучить искусству любви. «Когда юноша сел, ее поцеловал и лег с нею рядом, она, увидав, что он в силе к делу уже приступить и весь полон желания, приподнявши его, — ведь он лежал на боку, — ловко легла под него и навела его на ту дорогу, которую он до сих пор отыскивал. А потом уже всё оказалось простым и понятным: природа сама научила всему остальному». Впрочем, обучавшая Дафниса бабенка предупредила его, что Хлоя не воспримет все так легко, как опытная женщина. Она «будет кричать, будет плакать, будет кровью облита, словно убитая. Но ты не бойся той крови…» (Лонг 1993:14,16–17, 20, 23–24, 28–30, 47–48, 50).
Такова красивая сказка. Обратимся к реалистической литературе.
В тех случаях, когда девушки вырастают в строго целомудренном воспитании, они совершенно не подготовлены к брачной ночи, к половому акту и воспринимают его как нечто странное и ужасное. Типичный эпизод такого рода описан Мопассаном в романе «Жизнь». Брачная ночь уже искушенного в половых приключениях молодого мужа с совершенно неопытной и несведущей супругой была традиционно подготовлена.
Жена ждала мужа на брачном ложе, и когда он появился в парадном костюме, «ей стало вдруг ужасно стыдно лежать в постели перед таким корректным господином». Он стал целовать ее, она пыталась от него укрыться.
«Но вдруг он протянул руку и обхватил жену поверх одеяла, вторую руку просунул под подушку и, приподняв ее вместе с головой жены, шепотом, тихим шепотом спросил:
— Значит, вы дадите мне местечко возле себя? Ее охватил инстинктивный страх.
— Потом, пожалуйста, потом, — пролепетала она. Он был явно озадачен и несколько задет и попросил снова, но уже более настойчивым тоном:
— Почему потом, когда мы всё равно кончим этим?»
Она согласилась, и он исчез в туалетной комнате. «Жанна явственно слышала каждое его движение, шорох снимаемой одежды, позвякиванье денег в кармане, стук сброшенных башмаков. И вдруг он появился в кальсонах и носках, перебежал комнату <…> Она привскочила и едва не спрыгнула на пол, когда вдоль ее ноги скользнула чужая, холодная и волосатая нога; закрыв лицо руками, вне себя от испуга и смятения, сдерживаясь, чтобы не кричать, она отодвинулась к самому краю постели.
А он обхватил ее руками, хотя она лежала к нему спиной, и покрывал хищными поцелуями ее шею, кружевной волан чепчика и вышитый воротник сорочки.
Она не шевелилась и вся застыла от нестерпимого ужаса, чувствуя, как властная рука ищет ее грудь, спрятанную между локтями. Она задыхалась, потрясенная его грубым прикосновением, и хотела только
— Почему же вы не хотите быть моей женушкой? Она пролепетала, не отрывая рук от лица:
— Разве я не стала вашей женой?
— Полноте, дорогая, вы смеетесь надо мной, — возразил он с оттенком досады. <…> Он набросился на нее жадно, будто изголодался по ней, и стал осыпать поцелуями — быстрыми, жгучими, как укусы, поцелуями всё лицо ее и шею, одурманивая ее ласками. Она разжала руки и больше не противилась его натиску, не понимая, что делает сама, что делает он, в полном смятении не соображала уже ничего. Но вдруг острая боль пронизала ее, и она застонала, забилась в его объятиях, в то время как он грубо обладал ею.
Что произошло дальше? Она ничего не помнила, она совсем обезумела; она только чувствовала на своих губах его частые благодарные поцелуи. <…> Потом он сделал новую попытку, но она с ужасом оттолкнула его; отбиваясь, она ощутила на его груди ту же густую щетину, что и на ногах, и отшатнулась от неожиданности». Когда он затих, она твердила себе: «Так вот что, вот что он называет быть его женой?». Когда же она перевела взгляд на его лицо, она была возмущена и оскорблена тем, что он спокойно спал! (Мопассан 1983:46–49).
Юноши, выросшие в изоляции от сверстников («во избежание дурного влияния»), даже если кое-что слышали о половом акте (полную изоляцию соблюсти трудно), не умеют направить половой член, не знают, что нужны фрикции и т. д.
Когда в середине XIX века женился будущий писатель Саймондс, получивший викторианское воспитание, он пережил большой конфуз в брачную ночь. Эрекция была, но жених не знал, что нужно делать: «природа отказалась показать мне, как осуществлять акт» (Symonds 1984: 94). Типичная ситуация описана Гербертом Уэллсом в романе «Необходима осторожность», отнюдь не фантастическом. В главе «Западня для невинных» иронически описана брачная ночь английской супружеской пары, из мещан, с пережиточно викторианским воспитанием. Молодой человек подошел к этому моменту девственником, молодая, постарше его, также.
«Кое-что Эдварду-Альберту было известно. У него были даже некоторые преувеличенные понятия о венерических болезнях, о грубых «мерах предосторожности» и отталкивающих сторонах влечения к Этому. Но о девственности он имел весьма смутное представление.
Что же касается Эванджелины, то она полагала, что влюбленная девушка, отдаваясь, испытывает наслаждение. Что-то такое происходит — она это знала, но думала, что это что-то приятное.
Он даже не поцеловал ее. Была короткая борьба. Она почувствовала, что ее схватили с бешеной энергией, опрокинули.
— О-о-о! — стонала она все громче и громче. — Перестань! А-а-а! 0-о-о-ой! Наконец нестерпимое было позади. Она лежала в изнеможении. Эдвард-Альберт сел с выражением ужаса на лице.
— Что это такое? — пролепетал он. — Ты чем-то больна? Кровь… Он кинулся в ванную. Вернувшись, он увидел, что Эванджела сидит и заливается слезами — от боли, обиды и страха.
— Свинья, — сказала она. — Дурак. Эгоист и дурак. Пентюх. Что ты сделал со мной? <…>.