Другая сторона доллара
Шрифт:
— Я снял ее, чтобы провести опознание.
Я достал фотокарточку из кармана, и Хиллман взял ее у меня. На стекле виднелись отпечатки пальцев. Он протер его полой пиджака.
— Вы не имели права брать ее. Что вы пытаетесь сделать с Диком?
— Выяснить о нем всю правду.
— Здесь не может быть никаких загадок. Он просто приятный, общительный парень.
— Надеюсь.
— Слушайте, — сказал он. — Вы закончили работу, ради которой я вас нанял. Не подумайте, что я неблагодарен, я намерен заплатить вам значительную
— И не заплатите мне ничего, если я не остановлюсь?
— Я не говорил этого.
— И не должны.
Он оперся руками о стол и наклонился ко мне. Я разглядывал его тяжелое властное лицо.
— Вы со всеми вашими покровителями разговариваете так, как со мной?
— Под покровителями вы подразумеваете людей, у которых много денег?
— Грубо говоря, да.
— Я объясню вам, мистер Хиллман. Вы мне даже нравитесь. Я попытаюсь поговорить с вами напрямик, потому что ведь кто-то должен сказать вам все. Вы вступаете на дорогу, ведущую к конфликту с законом. Если вы останетесь на ней, попадете в переделку.
Он прищурил глаза, лицо его стало совсем жестким. Он не терпел, когда с ним так разговаривали, и привык к тому, чтобы инициатива в разговоре принадлежала ему.
— Я могу купить и продать Бастиана.
— Не можете, потому что он не продается. Вы ведь отлично знаете это, черт побери!
Он выпрямился, вышел из полосы света, и на него снова легли зеленые тени. Лицо его показалось мне отлитым из старинной зеленоватой бронзы. Только оно было живое. Через некоторое время он сказал:
— Что, по-вашему, надо делать?
— Говорить правду.
— Будь я проклят! Вы что, намекаете, что я лгу?
— Более чем намекаю, мистер Хиллман.
Он бросился на меня со сжатыми кулаками. Я не пошевелился. Он отошел, потом вернулся опять. Трезвый, он двигался очень изящно.
— Полагаю, вы уверены, что это я убил их?
— Я не занимаюсь никакими спекулянтами. Убежден, что вы покупали нож у Боткина.
— Откуда этот бред?
— Я с ним разговаривал.
— Кто нанял вас? Я плачу вам не за то,чтобы вы собирали сведения обо мне!
— Вы не можете забыть о деньгах, — проговорил я устало. — Почему бы нам не поговорить сейчас просто как двум связанным одним делом?
— Вы не связаны с этим делом. Только я.
— Расскажите мне все, если действительно не имеете отношения к убийствам. В противном случае вам надо общаться с адвокатом и больше ни с кем.
— Я не имею отношения к убийствам, но почти хочу, чтобы было иначе. — Он сел напротив меня, положив руки на стол. — Я признаю, что купил этот нож. Но не намерен сообщать об этом более никому. Боткина можно заставить изменить показания.
— Каким образом?
— Его лавка не приносит никакого дохода. Я знаю это точно. У моего отца была такая же в южном Бостоне. Я могу дать Боткину
Я был несколько ошарашен. Не только самим предложением, такое я слышал и раньше — грубый подкуп, больше ничего — а тем, что предложил Хиллман. Как глубоко моральное падение человека, который когда-то командовал эскадрильей при Мидуэе!
— Лучше забудьте о том, что вы придумали, мистер Хиллман. Это та самая дорожка, о которой я вам только что говорил. В конце концов вы утонете.
— Я уже утонул, — сказал он ровным голосом.
Он опустил голову на руки, и волосы его рассыпались по столу, как большой срезанный белый сноп. На затылке я рассмотрел круглую лысину, которую он обычно прятал.
— Что вы сделали с ножом? — спросил я. — Отдали его Дику Леандро?
— Нет. — Опершись руками о стол, он выпрямился. На полированной поверхности остались следы его грязных ладоней. — Но хотел бы, чтобы отдал.
— Том? Вы отдали нож Тому?
Он застонал:
— Я не только отдал нож Тому. Я еще говорил Боткину, что покупаю это изделие в подарок сыну. Бастиан, должно быть, не придал этому особого значения. Но он еще докопается.
— Бастиан докопается, — сказал я. — Но из этого еще не следует, что Том воспользовался ножом против своей матери и отца. Наверняка у него не было причины убивать мать.
— Ему не нужны рациональные мотивы. Вы не знаете Тома.
— Вы уже говорили мне об этом. И в то же время отказываетесь рассказать мне все до конца.
— Вечером вы что-то сказали о покушении на человеческую жизнь.
— Я совсем не хотел, чтобы это вырвалось у меня.
— Кто на кого покушался? И почему?
— Том угрожал Эллен револьвером. Это было совсем не мальчишество.
— Это и есть тот воскресный утренний эпизод, который вы так скрывали?
Он кивнул.
— Я думаю, этот случай совершенно лишил его разума. Когда я приехал домой после визита к судье, Эллен была у него в комнате. Он держал револьвер возле ее головы. Вот здесь... — Хиллман указал пальцем на висок, — а она стояла на коленях, взывая к его милосердию. Буквально умоляла его. Я не знаю, почему он отдал мне оружие. Целую минуту потом он держал меня под дулом револьвера. Я почти был уверен, что он выстрелит.
Я почувствовал, как у меня на затылке взмокли волосы. Картина и в самом деле страшная, более того, она была классической: шизофреник в роли убийцы.
— Он сказал что-нибудь, когда вы забрали у него оружие?
— Ни слова. Отдал мне револьвер совсем спокойно. Действовал, как автомат, по-видимому, не понимая, что сделал или что собирался сделать.
— Он говорил что-нибудь вашей жене?
— Да. Сказал, что убьет ее, если она не оставит его в покое. Она просто вошла в комнату, чтобы предложить ему поесть, и тут он совершенно взбесился.